Порою блажь великая - стр. 44
– Нет, послушай! Я получил открытку. Позволь, уж распишу мизансцену – крупными штрихами, ибо скоро посадка на автобус. Но, поверь, картина просто-таки кучерявилась исключительно стильными виньетками – того или иного рода. Я только что вернулся с прогулки по берегу – к дому Моны. Я не стал туда заходить – там была ее чертова сестра… Так или иначе, я вернулся с одного из своих философских променажей «пить или не пить» и, мужественно покашляв, наконец решился «и в смертной схватке с целым морем бед… покончить с ними»[16].
– Ли, ну не тяни же! Что ты хочешь…
– Просто послушай. Внемли мне! – Я нервно затянулся сигаретой. – Перебивая, ты лишь усложняешь мой слог… – Поблизости послышалась механическая возня. Какой-то пухлый Том Сойер завел пинбольный автомат подле моей стеклянной будки; лампочки истерически замигали, бахвалясь астрономическим счетом, циферки накручивались с прытью пулеметной ленты. Я заторопился. – Я продираюсь сквозь наш взлелеянный бардак. Время – около полудня, чуть меньше. В обители холодно – опять ты оставил открытым этот чертов гараж…
– Блин! Если б я не проветривал, ты бы вовсе с постели не вставал! Так на что ты решился? Что значит «наконец решился»…
– Стоп! Стоп-кадр! Я закрываю дверь, запираю на ключ. Мокрым кухонным полотенцем подтыкаю щель внизу. Проверяю окна, дотошный и загадочный, как кентервильский призрак. Затем открываю на полную кран газовой печки – не перебивай, просто слушай! – открываю все конфорки на этой замызганной – после тебя, кстати, – кухонной плите. Вспоминаю про «вечный огонек» в колонке, иду в ванную – и молитвенно преклоняю колени пред дверкой, чтоб задуть огонь (пламя весьма ритуально сквозит из трех форсунок, рисуя ярящийся крест. Ты бы поаплодировал моей невозмутимости: я задерживаю дыхание, и… «Есть, стало быть, на свете божество, устраивающее наши – пффф! – судьбы»[17]). Затем, довольный содеянным, сбрасываю ботинки. Заметь: джентльмен до самого конца, – и ложусь на кровать, готовый отойти ко сну. Какие сны в том смертном сне…[18] Далее. Я подумал, что даже Гамлет, Псих Датский, не отказал бы сам себе в последней сигарете. Будь у этого чахлого рохли мое мужество или хотя бы мои сигареты. И вот как раз тогда – нарочно так не подгадать! – едва лишь призрачная длань возникла в маленьком окошке, чтоб бросить в щель открытку, меня домой зовущую… едва открытка та спорхнула на пол… я чиркнул зажигалкой – и все стекла вынесло, к чертям.
Я ждал. Питерс хранил молчание и внимал свисту моей затяжки.
– Что ж. Все вышло, как обычно у меня: полный крах. Но в этот раз прогресс налицо, не находишь? Я-то не пострадал. Разве лишь обуглился немного, бровей-бороды лишился, но в целом – почти без потерь. Да, часы еще встали… Но, глянь-ка: снова тикают! Однако ж взрыв отбросил бедолагу-почтальона прямиком в гортензии. Полагаю, ты без труда найдешь его останки по возвращении с занятий, истерзанные чайками… лишь сумка на ремне да синяя фуражка – все воспоминания о нем. Так! Тут прямо у будки – взбесившийся пинбольный аппарат, и я тебя по-любому не слышу – поэтому слушай ты меня. Спустя пару весьма мерзких секунд, в которые я пытался разобраться, почему не сдох, я встал и подошел к двери: какой кошмар! Помню, первой моей мыслью после взрыва было: «Что ж, Лиланд, ты все пустил на дым!» Мило, не правда ли? И вот – я нашел открытку. С нарастающим неверием я расшифровал мелкие, густые карандашные каракули. Что? Открытка из дому? Меня приглашают вернуться и помочь? Как