Порочные. Ты – мой запрет - стр. 7
Воду в бассейне специально почистили накануне, чтобы она была зеркально прозрачной, а по периметру уже расставлены высокие канделябры со свечами для атмосферного освещения после заката.
Служанки бегают по дому с подносами, на которых расставлены бутылки дорого шампанского, клубника в шоколаде и миниатюрные пирожные, изготовленные по индивидуальному заказу. Один из организаторов ходит с планшетом и переговаривается с кем-то по телефону – сверяет тайминг, как на съёмочной площадке.
И всё это – ради праздника, на котором не будет ни одного друга именинника. Только бизнес-партнёры, важные персоны, сопровождаемые своими супругами, да знакомые Филиппа, с которыми Лэндон едва ли вообще разговаривал в жизни.
Это не день рождения единственного сына, а деловой приём под видом торжества. Вместо смеха – тут будут лишь очередные светские разговоры о политике, инвестициях и земельных проектах. Ни души, ни семейного тепла.
Этот вечер нужен Филиппу, чтобы ещё раз продемонстрировать, кто он есть: человек, который может позволить себе всё.
Это должен быть день рождения сына. А вышла презентация очередного успеха отца.
Вивиан молча и безразлично наблюдает за этим с балкона второго этажа, стоя в домашнем халате, с чашкой кофе в руках. На улице продолжается движение: официанты торопливо расставляют бокалы, кто-то раскладывает столовые приборы по линейке, декораторы переносят композиции из живых цветов от одного края террасы к другому. Всё вокруг сияет, демонстрирует достаток.
Сегодня Лэндону исполняется двадцать три. Но для неё это уже ничего не значит. Ни его возраст, ни сам праздник, ни он.
Она помнит его первый день рождения после их свадьбы с Филиппом. Тогда Вивиан ещё жила иллюзиями об идеальной семье. Молодая жена искренне старалась, хотела, чтобы Лэндон принял её, пусть не как мачеху, но хотя бы как человека, с которым можно построить семейные отношения.
Тогда она долго выбирала подарок. Остановилась на дорогих часах, заказала именную гравировку, упаковала всё в строгую тёмную коробку.
Лэндон принял её молча. Развязал ленту, открыл крышку, взглянул на часы – и с тем же каменным выражением подошёл к мусорке у бассейна и выбросил. На глазах у всех присутствующих.
– Тебе не понравилось? – неуверенно спросила Вивиан, не зная, как поступить в такой ситуации.
– Спасибо, мачеха, – сказал он тогда громко, чтобы все услышали. – Но у меня уже есть часы, чтобы отсчитывать, сколько времени ты ещё продержишься рядом с моим отцом.
Кто-то из гостей нагло усмехнулся, в Вивиан продолжала лишь ошеломлённо стоять на месте. Тогда Лэндон впервые показал, насколько сильно презирает её. Не взглядом, не шуткой, а прямым действием. Только холодная демонстрация того, что она здесь чужая.
С тех пор становилось только хуже. Он постоянно цеплял её. В его голосе сквозила колкость, в каждом слове слышалась скрытая угроза. Он не просто не принимал её. Наглец делал всё, чтобы она почувствовала себя ничтожной. Словно её существование в этом доме было для Лэндона личным оскорблением.
После того случая она больше никогда не дарила ему подарков. Даже перестала пытаться наладить их отношения. Сын мужа стал для неё чем-то вроде личной душевной боли. Но достаточно сильной, чтобы никогда не забывать о ней.
Филипп возвращается из командировки ближе к обеду. Тонированный внедорожник останавливается у парадного входа, охрана распахивает двери, а водитель тут же берёт его чемодан. Он выходит из машины в безупречно выглаженном костюме, с телефоном у уха и привычно холодным выражением лица.