Попакратия - стр. 15
– Похоже, реально померла.
– Аминь. Свободная касса.
– Может, ее хотя бы в кусты оттащить?
– Может, тебя в кусты оттащить, чучундра? А если кто увидит, что мы скажем?
– Так что делать-то?
– Расходимся, и все тут. И дело с концом. Может, она сама по себе скирикнулась.
– Ага, «подавилась». Ты пулевое отверстие видел?
– Ха-ха, Махор, ты стреляешь, как моя бабуля. А она стреляет очень хорошо.
– Я не хотел, не хотел ее убивать, я просто стоял на посту!
Михрютка не переставал ныть. Это раздражало. Хобяка держался.
– Не квохчи, Махор, ты просто исполнял свой долг. Мы все это знаем.
– Какой же ты, мальчишка, плакса.
– Максик-плаксик.
– Ну все, теперь посадят в тюрьму нашу Михрюточку, – издевалась Полоска Света.
– До осени посадят, может, даже дольше.
– До осени? Они его вообще больше не выпустят. Никогда! Это взрослая теха была, не какой-нибудь пацан. Тем более мирная. Домой шла.
– Мирная или нет, она пересекала подконтрольную зону. Михрютка ее предупреждал.
– Я предупреждал.
– Он предупреждал.
– Он часовой, а не какой-нибудь там.
– Кто виноват, что теха не слушалась? Закон военного времени.
– Это у нас «военного времени», а у них обычный мирный день.
– Нам по фигам, кто у них мирный. У нас не мирный. У них свои законы – у нас свои. Мы Михрютку им не отдадим, потому что для них он мальчонка кровавые ладошки, а для нас герой. Не отдадим, потому что мы своих не бросаем, – вдруг отрезал Саня.
– И что скажем, когда придут милитоны?
– Ничего не скажем.
– А что будем делать, когда они начнут нас арестовывать?
– Будем отстреливаться.
В этот момент лицо Сани засияло. С этих пор его лицо всегда будет лучиться изнутри газовым светом, то самое лицо, которое будет воспроизведено и растиражировано в сотнях транспарантов по всей подпольной Малышатии, геройский профиль с гордо задранным носом.
Во дворе, как писали в дедушкиных книгах, вспыхнуло пламя войны.
– Ах ты ж тварь! – кричал омонио, получая пулю, которая сносила крышку черепной коробки и обнажала желтовато-коричневое содержимое.
Твари было пять лет, и звалась она Алешкой, людей на своем веку она положила немало, было у нее четыре медали за взятие ледяной горки и орден «Героя космических войн», но таких реальных полицаев она со своего балкона отстреливала впервые. Пули Алешкиного ковбойского «смит-н-вессона» были бесконечными.
В те времена, про которые идет речь, еще существовали телевизоры, и в телевизорах этих разбушевались нешуточные страсти и дискуссии по поводу того, как могли бедные маленькие детишки умертвить взрослую гражданку из автомата. Милитонские начальники настаивали, что не только могли, но сделали это из оружия не боевого, а самого что ни на есть игрушечного, что уж совсем немного, скажем прямо, странно. Странно не странно, но двор пришлось осадить, так как дети не хотели вступать в диалог о выдаче преступника, и подкрепление из автобусов омонио постоянно прибывало. Прибывали и военные журналисты – это такие храбрые люди с камерами вместо автоматов.
После первого же приезда милитонов было принято решение спрятаться на стройке и усилить милитаризованную зону. Для этих целей Гаврила-Гавнила принес откуда-то моток красно-белой ленты. Все оживились находке, она означала, что дело обретает серьезный оборот.
– Гаврила – молочандра! Где нарыл?