Попади в моё Кокоро - стр. 14
— Если из-за вчерашнего себе что-то надумали, - говорю, - то Вы ошибаетесь… так что не надо меня так называть.
И это заставляет его засмеяться, обернувшись и вглядевшись в мою сторону.
— Да? А как хочешь? "Мышонок"? Сойдёт?
— Не издевайтесь.
Хмыкает, приструняя:
— Листай тогда дальше. И не надо здесь нос свой воротить.
Да что ж он такой ужасный-то? Чего пристал?
— Прекратите, - шепчу, больше не выдерживая.
— Всё прекратить или что-то в частности?
— Всё.
— О, ты явно не понимаешь, о чём меня просишь!
— Вадим… Денисович... пожалуйста, - повторяю, решаясь взглянуть в тьму, до сих пор изучающую мой страх.
Он вдруг встаёт и хлопает в ладони, приказывая свету явиться. И на стене блекнет наше совместное... но даже сейчас взгляд на снимке и этот - рядом - совпадает. Композиция из бликов и тени, на которой мы просто изучали друг друга тогда эту дикость вполне позволяла. А сейчас - нет, так нельзя смотреть! Нельзя взглядом касаться...
Выдохнув, думаю встать и отойти, но мужчина мотает головой.
— На три дня ты уже осталась.
— Что?
— Три фотографии - три дня.
— Это… - задерживаю резкий ответ, пытаясь молчать, а он кивает, явно насмехаясь над реакцией, - неправильно. Так нельзя!
— А как нужно? - Наклоняется к моим ногам, в последний миг увернув руку и нажав на кнопку выключения системного блока.
Тот зашумел, проживая последние секунды и разрушая возникшую тишину. И всё же я решаю ему ответить, усмиряя собственную дрожь:
— Никак не нужно.
— Ну “никак” не смогу, прости. - Опять улыбается он, высылая привет вновь выпущенной в меня насмешке…
Боже, какой же странный!
6. Ро 6. Это опасно
v_ad.
Находиться наедине намного сложнее, чем чувствовать её рядом, когда кто-то сосуществует ещё. Твою мать, позавчера возле нас крутилась та группа из фотографа, помощников, осветителей. Вчера брат на кухне напоминал о реальности. С утра эта пустоголовая пищалка врывалась со своими уточнениями по поводу кофе.
А теперь ни-ко-го.
Никого, кто мог бы вернуть меня в нормальное русло. Это тяжело. Каждое движение приходится контролировать, лишь бы не позволить себе её коснуться или, пуще, кинуть на стол. А хочется… особенно узнав в понедельник, какая на ощупь её мраморная кожа. Алена даже лучше, чем простая фарфоровая кукла, которую хочется... разбить, боготворить, изучать, хранить, любить - что? Или просто хочется?
И запах этот её… не приторный, не отталкивающий, скорее пленяющий. Я бы им, наверное, сутками напролёт дышал, пока бы не начало тошнить.
Сейчас гаснет одна из постановочных фотографий, от которых до ночи не мог оторваться, - где пальцы дотрагивались её не снимаемой маски, а вторая рука вцеплялась в её запястье. Но как ни сдавливай, эта мышка скользила по мне безразличием, просто слушая то, что ей говорила какая-то девица, имя и лицо которой даже не вспомню.
Алёна явно привыкла к съёмкам, а я же до сих пор не могу понять, как не расплавился там под щелчки объективов и светом ламп, как пережил всё до поздней ночи. Это просто безумие.
И то, что эта девушка сейчас до сих пор сидит на расстоянии вытянутой руки, не менее безумно по сути своей.
Каждое её слово будоражит и вытаскивает наружу мурашки, которые я чёрт знает сколько не чувствовал. Даже дыхание думает срываться, делая из меня мальчишку лет пятнадцати. Нормально так? Явно нет.