Попаданка для проклятого герцога, или Я ваш семейный доктор - стр. 2
Фигура дёрнулась, но вот незадача — в противоположную от меня сторону.
— Да ты издеваешься, — прошептала я и поспешила догнать. — Да стой же ты! У тебя совесть есть? Там человеку плохо!
Я перешла на полноценный бег, но всё никак не могла догнать мужчину. С полом я определилась, оценив ширину плеч и рост.
— Выход на лёд запрещён! — запыхавшись, крикнула я. — Или ты хочешь как… а-а-а!
Договорить не вышло. Оглушительный треск — и я ушла с головой под воду. Ко дну тянула мгновенно отяжелевшая одежда. Нужно было выбираться.
Холод обжигал кожу, лишая возможности двигаться. От отчаяния я попыталась позвать на помощь, но добилась лишь того, что истратила воздух…
Лёгкие горели от желания сделать вдох. Мысли путались.
Последнее, что отпечаталось в памяти, — сильные руки, что дернули меня вверх.
2. Глава 2. День мог закончиться куда лучше
— Вы бы не налегали, господин. Да шли домой.
— А не много ли ты на себя берешь? — спросил я у хозяина таверны, не отрывая взгляда от мутной жижи в кружке.
— Ну, если я вам не скажу, никто не скажет.
— Твое дело подливать, — огрызнулся я. — Или не нужны деньги?
— Нужны, господин, нужны. Всем нужны.
— Ну вот помалкивай и подлей.
Трактирщик Бакинс, в честь которого и была названа эта забегаловка, покачал взлохмаченной головой, наполнил кружку бражкой и отошел, поглядывая на меня неодобрительно. Другие посетители не обращали на меня внимания, привыкли, что герцог Ройд Грегуар Гарнетт периодически протирал стул у стойки деревенской забегаловки. Пил кислую бражку и горланил непристойные песни с остальным людом. Но сегодня не хотелось петь, только раз за разом заливать в глотку мутное пойло и ждать, когда мысли спутаются окончательно. Так становилось легче.
— Ну все, господин Гарнетт, вам точно пора, — Бакинс обтер руки засаленной тряпицей, давно потерявшей свой цвет, и попытался забрать кружку.
— Спина давно не горела? — рыкнул я.
— Лучше высеченная спина, чем меня совесть будет мучить до конца жизни, — он говорил тихо, склонившись ко мне. — Как бы маленькая герцогиня круглой сиротой не осталась.
— Да что ты такое говоришь?!
— Да улице мороз лютый. Я-то найду вам провожатого, да все равно боязно. И зверь…
— Зверь, — рассмеялся я. — А ты в него веришь?
— Как же не верить? Собственными глазами видел!
— Ну да. Огромный, как бык, с собачьей пастью, и глаза его горят огнем, — расхохотался я. — Слышал. Слышал, — я выдернул кружку из рук трактирщика и выпил содержимое залпом. — Еще!
— Не налью, — мужик закрутил головой и попятился. — Что бы ваша госпожа сказала, увидь она вас, — прошептал он, но я разобрал слова.
— Не услышит она! — закричал, швыряя глиняную посуду о стену. — Ничего она уже не услышит. Ни плача дочери, ни ее смеха!
Люд в таверне притих. И все как один смотрели с сочувствием. А не нужно мне их сочувствие! Пусть они им подотрутся!
Я поднялся на ноги, сдернул со спинки стула плащ и в гробовой тишине вышел на улицу.
Бакинс не соврал, холод стоял лютый, ветер пробирал до костей даже сквозь плащ.
— Опять через озеро пойдет, — услышал я за спиной, когда сделал первый шаг.
Ясно, вышли развлечься, гадая, сгинет проклятый герцог в этот раз или нет. Только вот трактирщик был прав, меня ждала дочь. У меня был смысл жизни. И подыхать я не собирался ближайшие лет пятьдесят.