Понять Молдову. Записки странствующих социологов - стр. 11
Эти ценности и нормы сами по себе не хуже и не лучше урбанистских, но следование им в городских условиях часто приводит к иным последствиям, нежели в породившей их аграрно-деревенской среде».
«Однако – и в этом, кажется, заключается главное своеобразие Кишинева как городского сообщества – носители норм и ценностей сельской субкультуры, а также соответствующего им жизненного стиля не слишком стремятся адаптироваться к урбанистским требованиям и обыкновениям. То есть, здесь они не поступают так, как это делают обычно в разных странах горожане первого поколения, стремящиеся как можно скорее стать «настоящими» городскими жителями или, по крайней мере, выглядеть таковыми.
В Кишиневе, скорее, вчерашние селяне сами успешно навязывают городу свои нормы, ценности и принципы, свой стиль жизни. Быть выходцем из деревни – это в молдавской столице совершенно не зазорно и не унизительно, это не влияет негативно на престиж и социальный статус человека, на его карьерные перспективы. Более того, сохранение прочных связей со своей родственно-деревенской средой, укорененность в ней – значимый и, безусловно, положительный маркер доброкачественной социализации городского жителя. Причем социокультурное значение этого маркера весомо подкрепляется хозяйственно-экономической составляющей: благосостояние большинства горожан, прежде всего этнических молдаван, поддерживается на приемлемом уровне во многом благодаря их сохраняющейся включенности в аграрно-производственные и имущественно-распределительные процессы на своей малой родине».
«Урбанизм, конечно, берет свое – под влиянием городских реалий сельское, аграрно-патриархальное наследие размывается, трансформируется в головах и сердцах неофитов-кишиневцев. Дискуссии на фокусных группах продемонстрировали полный букет проявлений подобной переходной – сельско-городской – ментальности.
Неустойчивая, «плавающая» идентичность. В ходе изучения ментальных оснований самосознания жителей Кишинева, их базовых мировоззренческих и ценностных ориентиров выяснилось, что в них одновременно сосуществуют элементы (архетипы, установки, паттерны, обыкновения), генетически свойственные разным культурным традициям и практикам социальной регуляции. Из-за этого трудно говорить о наличии у них сложившегося, отрефлексированного отношения к городу и самим себе как горожанам. Например, при ответе на вопрос «С чем связаны Ваши надежды, расчеты, оптимизм?» большинство респондентов выбрало вариант «С поддержкой семьи (родителей, детей, других родственников)» – 76,2%, то есть предпочли не самый типичный для классического горожанина подход. Но, наряду с этим, вторым по популярности вариантом ответа оказался вполне «городской» тезис: «С развитием демократии в РМ» – его отметили 51,2% респондентов. Подобную раздвоенность реакций можно увидеть и в ответах на другие вопросы, предполагавшие выражение оценочности.
В ходе дискуссий на фокусных группах респондентам трудно давалось сравнение Кишинева с другими городами, в которых они бывали, жили или работали. Гораздо естественнее и понятнее для них было сравнивать свою кишиневскую жизнь с сельской. Симптоматично также, что не получала активного развития тема признанных символов гордости Кишинева.
Легко заметить и то, что ожидания и требования большинства респондентов к различным сторонам жизнедеятельности города ранжировались не так, как этого можно было бы ожидать от «опытных» горожан. Проявляя терпимость и чуть ли не безразличие к вопросам освещенности, озеленения, дизайна и архитектурного облика своего города и другим, типично урбанистическим критериям, респонденты много и заинтересованно обсуждали, например, вопрос о морально-психологической атмосфере в городской среде, об отношениях между живущими здесь людьми, то есть уходили в дискурс, свойственный массовому сознанию компактных сельских сообществ.