Полынь - стр. 3
Но почему тогда этот юноша не выходил у неё из головы?
Она не желала его смерти. Не хотела его крови. Она лишь смотрела на него.
Что-то внутри неё тосковало. Она ощущала, как его взгляд остаётся в её душе, как нечто теплое пробуждается в её сердце.
Тоска. Любопытство. Желание.
Она не могла забыть его.
Милена не могла больше избавиться от его образа. Каждый день её взгляд, как невидимая тень, пронзал его фигуру, когда он стоял на пристани, когда уходил в деревню, когда сидел у костра с отцом и сестрой. Она была как морская тень, скрытая в водах, которые давно стали её домом и рабом. Но это было не просто любопытство. Это было гораздо сильнее, чем любопытство. С каждым взглядом на него что-то в её сердце щемило, как старая рана, которую невозможно излечить. Она не могла остановиться. Не могла. Она должна была знать о нём больше. Она должна была понять, что скрывается за его глазами.
На рынке, среди людского гула, среди запахов рыбы и свежего хлеба, она услышала его имя. Мирослав. Это имя прозвучало, как музыка, отголоском которой она не могла избавиться. Оно звенело в её мыслях, как мелодия, которую не хотелось забывать, словно ветер, который носит запах моря далеко от берега.
Однажды, в самый тёмный час, когда ночь покрывала землю своим покрывалом, Милена вынырнула из воды, скрывшись в тенях камней, и подплыла так близко, как никогда. Её дыхание, как всегда, не требовало воздуха, но её сердце всё равно забилось быстрее. Она смотрела, как он идёт, его силуэт в темноте был знаком, а в его взгляде… была тоска, как будто он искал что-то важное, но не знал, где искать. Милена не могла объяснить, почему этот человек, эта душа, так привлекала её, но теперь она знала одно: она не могла просто наблюдать за ним. Она должна была узнать его. Узнать всё.
– Ты следишь за ним? – вопрос Василисы прозвучал неожиданно, как стальной нож, перерезавший её мысли.
Милена вздрогнула и резко обернулась. Василиса была в тени водорослей, её глаза, блестящие, как два чёрных драгоценных камня, отражали мрак ночи. Но в этом блеске было нечто большее – это был страх, страх, который знали все русалки, когда нарушали древние законы воды. Когда одна из них начинала забывать, что она не человек.
– Я не могу это оставить, – прошептала Дарина, её голос был хрупким, как ледяной поток, срывающийся с утёса. Она чувствовала, как эти слова тяжело ложатся на её грудь, как камни, которые нельзя просто сбросить.
– Ты знаешь, что делать, – голос Василисы был холодным, как сама вода, бескрайняя и безжалостная. – Ты русалка. Просто сделай своё дело и забудешь о нём.
– Но… я не могу его утопить. Это не так, как всегда. Я не хочу его смерти. Я хочу быть рядом с ним. – Дарина ощутила, как её слова едва не тонут в тени, как отголоски, которые не могут найти выхода.
Василиса молчала, но её взгляд был острым, словно лезвие. Она плавно двигалась, как тёмная тень, и её слова резали.
– Ты забываешь, что ты уже не человек, Дарина. Сколько можно повторять тебе это? Ты не можешь любить. Твое сердце уже не живёт, оно пусто. Мы русалки не созданы для любви. Мы можем забрать чужие сердца, но не отдать свои.
Слова Василисы проникали в душу, как холодный шторм, который невозможно остановить. Вода вокруг неё становилась всё гуще, сдавливая её тело, пытаясь затянуть в свою бесконечную бездну. Но даже несмотря на эти угрозы, несмотря на холод, который пронизывал её, она всё равно чувствовала, как нечто тёплое, почти забытое, пульсирует внутри. Это чувство было сильнее всякого страха.