Полонез - стр. 16
– О чём же пишет князь Адам? – настороженно спросил Осовский. – Что-нибудь важное?
Лелевель сделал отрицательный жест.
– Пока речь о том, чтобы встретиться и обсудить некие вопросы, представляющие взаимный интерес.
– «Некие»… Знаем мы какие, – хмуро бросил Лех.
Внимательно слежу за реакцией соратников по малому совету. Соратники озадачены, да и я тоже, откровенно говоря.
И Чарторыйский, и Комитет ратуют за полную независимость Польши. Автономия, даже самая широкая, никого не устраивает. Но князь добивается независимости главным образом путём дипломатического удушения России. Он вхож в европейские министерства; он ведёт обширную переписку с правительствами Англии, Франции, Бельгии; он требует от них оказать нажим на Россию экономическими санкциями и угрозой военной интервенции. «Европа в долгу у поляков. Поддерживая Польшу, вы поддерживаете себя» – таков его главный тезис. Россия слишком велика и опасна. Создание независимой Польши станет сильнейшим ударом по её могуществу в общих интересах цивилизованных западных стран.
Лелевель же, а вслед за ним Комитет, видит источник будущей победы и независимости не в чужих правительствах, а в собственном народе, а также в европейских народах, в которых год от года усиливается революционное брожение. Вооружённая борьба с Николаем – лишь этот путь приведёт Польшу к свободе.
Казалось бы, между двумя главными вождями польской оппозиции легло непримиримое противоречие. И всё-таки гордый Чарторыйский предлагает встретиться и обсудить… Что именно? Не бином Ньютона. Князь Адам спит и видит подмять под себя всю эмиграцию.
– Что думает о встрече с князем пан председатель? – спрашиваю осторожно.
Лелевель разводит руками.
– Хотел бы сначала узнать ваше мнение, панове.
Попивая кофе, панове начинают высказываться. Ясно, что на встрече князь Адам предложит объединиться. Разумеется, под его, князя, руководством. И, положа руку на сердце, логика в таком предложении есть. Авторитет, влияние и богатство князя таковы, что противостоять ему трудно.
Но и наш председатель – птица высокого политического полёта. Его научные и революционные заслуги перед Польшей велики и хорошо известны. В эмигрантских кругах он популярен. Если кто и может спорить с Чарторыйским на равных, то это Лелевель. Штука в том, что им друг друга не переубедить. А значит, предполагаемая встреча не что иное, как бесполезная трата времени. Или…
Или я всё-таки ошибаюсь? И объединение эмиграции на тех или иных условиях возможно, – допустим, за счёт достижения некоего компромисса на почве общей ненависти к России? Ну, тогда спаси бог врагов Польши. Наивысших достижений в своей истории Речь Посполитая[9] добивалась именно тогда, когда, отрешившись от традиционных шляхетских междоусобиц, приходила к внутреннему согласию.
Выслушав мнения, председатель кладёт на стол узкую белую руку.
– Благодарю, панове, – молвит неторопливо. – Полагаю, отказываться от встречи с князем Адамом нет никаких причин. Мы не враги. Политические разногласия в данном случае не в счёт. Ну, а уж удастся ли до чего-нибудь договориться или нет, будет видно.
– Не о чем с ним договариваться, – говорит Ходзько, почти не разжимая губ.
– Посмотрим, пан Леонард, посмотрим. Думаю, что вы правы. Однако мы все являемся солдатами независимости Польши. Стало быть, должны уважать и внимательно слушать друг друга.