Полночные тени - стр. 41
Поначалу Мантас вздрагивал от каждого шороха, от каждого хруста камушка под сандалиями, однако потом опустил склянку и шел, осматриваясь по сторонам.
В нос бил тяжелый запах смрада, кожу лица пощипывало от морской соли, во рту разливалась горечь.
Виски покалывало – головная боль, точно ленивый ребенок, медленно просыпалась, грозила перерасти в мигрень. С обратной стороны глаз кто-то невидимый стучал по ним.
Пот ручьем стекал со лба, пропитал рубаху, та теперь липла к спине.
Абсолютная тишина – с губ молящихся не срывалось ни звука – давила на нервы.
– Если нас атакуют… – не договорил Мантас.
Лиогвен кивнул.
– Тогда шансов у нас нет, да, – сказал он.
Они оба начали говорить шепотом.
– Я все время ощущаю на спине чей-то взгляд. Оборачиваюсь – и ничего.
– Понимаю.
– А твои склянки работают только на одного?
– У них есть радиус действия в шага два, но нам вряд ли это поможет.
– В голову лезут всякие нехорошие мысли, – начал Мантас, – Например, как нас удастся отсюда выбраться? Допустим, мы дойдет до крепости… Дальше что? Корабля у нас больше нет.
– Не знаю, – ответил Лиогвен.
Перед мысленным взором появилась Миа.
Но он силой отогнал ее образ из головы.
Не сейчас.
Потом.
Они шагали и шагали.
Лабиринты улиц петляли, кружили; в некоторых местах дорогу закрывали свалившиеся колонны или обрушенные дома, а потому приходилось искать обходные пути. Хрустели камни под сандалиями, гудели от усталости ноги.
Мир расплывался перед глазами, становясь мутным.
– Смотри! – крикнул Мантас.
Впереди узкая пыльная колея расширялась до широкой аллеи – здесь бы в ряд проехали три колесницы. Аллея вела прямиком к щербатой лестнице крепости.
Однако радость, вспыхнувшую в их сердцах, омрачили существа – те стояли вдоль каменной дороги.
Их было так много, что в глазах рябило от красных плащей. Человекоподобные, сутулые и сгорбленные, они прятали лица под тяжелыми глубокими плащами
Их выдавала на руках абсолютно белая кожа, склизкие наросты на кистях и длинные пальцы, касающиеся земли.
– Опять жрецы, – сказал Мантас.
– Попробуем обойти.
Однако отыскать иной путь не удалось – на улицах вокруг аллеи их ожидали закованные в броню мертвецы.
Те спокойно сидели, даже не шевелились, но стоило Лиогвену или Мантасу сделать хотя бы один шаг в их сторону, как неживые поднимались, обнажая клинки из ножен.
Пришлось вернуться обратно на аллею. Выбора не было – дорога вела прямиком к крепости.
Он резко сел, сбрасывая остатки беспокойного сна.
Сердце стучало как бешеное, отдаваясь дробью ударов в ушах. Маленькая крыса, поселившаяся в солнечном сплетении, кололась и бегала по кругу; от накатившей тревоги пришлось встать с кровати, откинув простыню.
Мысли разбегались.
Лиогвен глубоко вздохнул, выдохнул – и едва не вскрикнул, когда увидел темный силуэт на фоне окна.
Стояла глубокая беззвездная ночь, однако высокая фигура отчетливо проступала даже во мраке; она была гуще, чем самые темные чернила.
Пришло отчетливое понимание, кто явился к нему.
Отец.
– Ты убил меня, – сказал он. Голос оказался хриплым, приглушенным, словно глотку забили могильной землей.
Лиогвен ответил:
– Да, отравил. Быстро и безболезненно.
– Не тебе решать.
– Уходи! – крикнул Лиогвен.
– Нет.
– Хватит меня мучить!
– Боль очищает, “сынок”. – Интонация, с которой он произнес последнее слово, уколола прямо в сердце. – Разве ты ещё не понял, что ты принадлежишь мне. И даже смерть не способна это изменить.