Покров Любви - стр. 32
– Посмотрите на эту брошь, – произнесла Людмила Александровна, – правда, красивая?
– Конечно, красавица, – выразили они оба свое восхищение.
– Что вы можете о ней сказать?
– А что вы хотите от нас услышать? – спросил было Андрей, но Макс перехватил инициативу.
Он начал понимать эту женщину. Она чувствует фальшь за километр, надо быть максимально правдивым в оценках. И она может предположить, что они знакомы с историей убийства и пропажей броши. Макс продолжил:
– Людмила Александровна, мы, конечно, очень польщены вашим доверием к нам. Но вы ведь не без умысла нам показали эту вещь. Конечно, мы знаем ее историю. Я никогда не верил, что вы могли бы пойти на убийство из-за броши.
– Из-за броши нет.
– А из-за чего бы вы сделали это?
– Не знаю. Я не задавала себе этот вопрос. Но, наверное, в жизни каждого человека возникают моменты, когда он способен на что-то такое, о чем не подозревал; включаются некие силы организма (положительные или отрицательные), о которых человек даже не догадывался. Эти силы двигают им в моменты стресса, экстаза, опасности. Так что, кто знает… – многозначительно закончила она.
– Но в том, что у вас на ладони сейчас лежит эта брошь, есть тайна. По-моему, мы с вами сегодня стали, в какой-то степени, близкими людьми, может, вы расскажете нам, что же все-таки тогда произошло?
– Но я рассказывала, Максим, обо всем, что произошло. Поднимите архивные записи, я была предельно откровенна, – улыбнулась она.
– Я просматривал дело, – сказал Макс; Андрей удивленно посмотрел на него: когда это он успел? Наверное, помог Красавин. – Ваши показания кажутся правдивыми и логичными. Но недаром следователи вам не верили. Ответьте хотя бы, откуда у вас точная копия этой броши.
– Ну хорошо. Столько лет прошло. Скажите спасибо Андрюше, – она смущенно улыбнулась (ого, он для нее уже Андрюша!), – я чувствую себя виноватой, ведь его могли убить, представляете?
– Представляем, – воскликнули они оба.
И все втроем рассмеялись. Хотя Андрей и придерживал голову, потому как эмоции, пусть даже и радостные, сейчас для него были слишком тяжелым испытанием: удар по голове давал о себе знать. Ему хотелось пойти домой, лечь отдохнуть, но самое интересное, по его мнению, только начиналось.
Она начала рассказывать:
«С Марией Алексеевной Добрянской меня связывали очень теплые отношения. Во-первых, мой отец был хорошо знаком с ее мужем, они преподавали в одном институте, правда, на разных кафедрах, а позже, когда я начала писать кандидатскую диссертацию и всерьез увлеклась рисунком и гравюрой, она помогала мне. У Добрянских не было детей, но и он, и она очень любили молодежь, и молодежь тянулась к ним. Это были удивительные люди, добрые, порядочные, интеллигентные. Студенты часто приходили к ним домой. А потом, когда Иван Андреевич умер, слегла и Мария Алексеевна. Видимо, смерть мужа пошатнула ее здоровье; она с трудом стала передвигаться, болели ноги. Естественно, она ушла на пенсию, но студенты, теперь уже бывшие, часто наведывались к ней. Я была одной из таких учениц.
Перед защитой кандидатской диссертации я зашла к ней за благословением. Время было сложное, перестройка, гласность, в общем, середина восьмидесятых годов. Она попросила отвезти ее в университет, чтобы видеть и слышать мою защиту. Конечно, я с удовольствием согласилась. Пообещала, что мы с отцом заедем за ней на следующее утро. Мы так и сделали.