Пока смерть не обручит нас - стр. 30
Когда вышли к площади, я от ужаса уже не могла шевелиться, и меня буквально несли вперед. Стража остановилась, когда перед ними показалась процессия из трех священников и людей в черных колпаках, как у палача в зале суда. Они тащили женщину в рясе монахини с мешком на голове, плотно обвязанным веревкой вокруг шеи, с дыркой для носа, чтоб могла дышать. Женщина мычала и брыкалась, и священники останавливались, чтобы полить ее святой водой и произнести молитвы. Она выла и стенала, как раненое животное.
Женщину протащили возле меня, и я услышала крики толпы:
– Ведьму казняяят! Урааа! Суд справедлив! Великий Герцог сдержал слово! Блэры будут уничтожены!
– Сучка Блэр! Сдохни!
В женщину начали бросать камни и грязь, сухие ветки. Ей разбили голову, так как по мешковине растеклось алое пятно, и я, всхлипнув, дернулась всем телом.
Дети выскочили из толпы, они бежали следом за процессией и напевали все тот же стишок. И он, кажется, въелся мне в мозги. Я ничего не понимала. Только смотрела, как несчастную привязывают к столбу, как что-то говорит священник, а палач подносит к хворосту горящий факел.
Толпа орет, толпа беснуется, толпа в экстазе. И я, цепенея от панического ужаса, начала понимать, что это не бред. Мне все это не кажется… Надпись на кукле, голоса детей… и те страницы, мелькающие перед глазами со старинными каракулями, вопли толпы, молитвы, которые шептал священник. Это другой язык. Не мой родной. Не русский. И я… я говорю и думаю не по-русски.
Меня снова подхватили под руки и потащили в сторону кареты, затолкали внутрь и захлопнули дверцу.
– Гони! В замок! Живее!
Я замычала, начала биться в дверцу… глядя, как огонь пожирает женщину, привязанную к столбу. В воздухе воняет дымом, гарью и…. горящей плотью. И мне слышатся голоса детей…
Прячьтесь дети, прячься скот,
Ведьма к нам в ночи идет.
Прячься кошка, прячься кот,
Кто не спрятался – найдет,
В лес утащит, заберет
И живьем тебя сожрет!
…И живьем тебя сожрееет!
Наверное, я потеряла сознание в той карете. Просто вырубилась или проклятый сэр Чарльз, походивший, скорее, на гиену с приплюснутым носом, всыпал мне что-то в питье, которое дал, когда я тряслась в истерике после того, как увидела сожжение той, кого выдали якобы за меня.
Когда пришла в себя, то не поверила, что вижу всю эту роскошь. Я такое только в кино видела. На стенах гобелены, расшитые золотыми нитями, переливаются пурпурно-золотыми оттенками, а картины, скорее похожие на фотографии, но реально нарисованные кистями художников. Я в спальне, лежу на царской постели под балдахином из тончайшего кружева. Вскочила и прижала руки к груди, оглядываясь по сторонам и утопая босыми ногами в пушистом ковре почти по щиколотку. Массивная мебель темно-бордового цвета прекрасно сочетается с окружающим дизайном. Кажется, что я попала на съемки какого-то фильма, и декорации поистине поражают своим великолепием.
Тут же раздался звук открываемой двери, и я шарахнулась в сторону, чтобы спрятаться за пологом кровати. В спальню внесли позолоченную лохань двое слуг в расшитых ливреях, поставили посередине и вышли, следом за ними появилась женщина в одежде прислужницы, в чепце, в накрахмаленном фартуке, она внесла вещи, какой-то немыслимый ворох шелка или парчи, или черт его знает, из чего все это было сшито. Аккуратно разложила на кресле.