Пока мой труд не завершен - стр. 10
Но когда дело доходило до вопросов, связанных с Гарри, я во многом не мог быть по-настоящему уверен. Гарри мог далеко пойти, ему явно светило большое будущее – но реальным кандидатом на то, чтобы делать все «лучше, быстрее», но уж точно не «дешевле», был…
Он был фаворитом среди потенциальных наследников на место Ричарда, на случай, когда по тем или иным причинам бывший знаменитый квотербек (или питчер с рекордной статистикой, или черт знает кто еще) попрощается с нашим подразделением, с компанией или с миром. Очевидно, этот Барри просто проезжал мимо нашего отдела на пути к креслу начальника; он пришел в компанию с репутацией человека, обладающего высокоразвитыми организаторскими способностями, и смог продемонстрировать их, приняв на себя прорву полномочий. Еще до появления у нас его все хвалили – и за широкой спиной, и в округлое лицо, – за большой ум и за аномальный талант «улаживать вопросы», навязывать правила и выбивать отчетность из самых непокорных корпоративных фактотумов.
До меня как-то донесся слух, будто имелась конкретная причина, по которой талант Барри восхваляли все и вся, – просто чтобы его поскорее уже перевели в другой ничего не подозревающий отдел, которому требовались «вливание энтузиазма» и необычайные силы одаренной барриной головушки. Так родилась легенда о Барри Мозге, Барри Организаторе и, увы, Барри Реорганизаторе. Каждый раз, когда он отваживался заходить в неизведанный уголок компании, у него при себе имелся карт-бланш на перерисовку всех карт и графиков, переформулирование процессов и процедур, которые всегда, казалось, работали хорошо… пока не пришел этот дурень. Потому что на самом деле, энергично шагая от одной роли в компании к другой, он не оставлял после себя ничего, кроме раздрая и хаоса.
Со своего шестка я мог видеть, как ему удалось прослыть человеком сверхразвитого организаторского таланта. Барри проявлял нетерпимость к малейшей неорганизованности окружающих, пускал в дело свой язык во всю прыть, с ходу понимал графики и диаграммы, которые для всех остальных (из-за их сверхопределенной сложности) были загадочными, и держался тщательно сфабрикованной репутации человека, оспаривающего квалификацию всякого, кто смел оспаривать его.
Тем не менее, было время, когда я действительно мог сопереживать этому человеку, явной жертве того же клинического расстройства (обсессивно-компульсивного), которое поразило меня, хотя я, вместо того чтобы раздувать его на всеобщее обозрение, изо всех сил старался скрыть свою манию, потенциально могущую нанести ущерб моей репутации. Но век эмпатии закончился в среду той недели, когда я пришел на работу раньше обычного. Меня совсем не удивило, что Барри – уже на месте в такую-то рань, но внутренняя тревога сработала, когда я увидел, как он, как всегда быстрым, слегка комичным для человека его роста шагом, движется к моему столу.
– Барри, – сказал я вместо приветствия.
– Фрэнк, – отозвался он голосом, искаженным эффектом Доплера.
И вот, через мгновение после того как я занял свой пост, чтобы начать дневную работу, я прямо-таки отпрянул от стола, как будто на меня прыгнул дикий зверь. В числе особенностей моей нервозной натуры не значилось стремление к организованности, но мое рабочее место почему-то было… в идеальном порядке. Едва ли какая-нибудь сердобольная тетка-уборщица впала в приступ мирского безумия, завидев мой хлам. Кратко пробежав по другим столам глазами, я понял, что только мои завалы и удостоились разбора.