Похищение Европы - стр. 26
Иван Иванович тут же вспомнил об одной «госконцертовской» еврейской семье, состоявшей из двух одиноких людей – Израиле Леопольдовиче Рубинчике и его супруге Розе Карловне. Обоим было тогда уже за шестьдесят, детей у них не было, а денег скопилось много. Не на кого было тратить, посему и скопилось. А как же с оборотом, с ростом! Тут такой случай, дорогой вы мой Израиль Леопольдович! Да скажите же ему, Роза Карловна, наконец! Лёнчик – близкий человек! Разве такой обманет! Разве профессор подведет?
Что там ударило в обычно сообразительную и осторожную голову Рубинчика неизвестно, но однажды он принес в банк какую-то безумную сумму иностранных денег. Еле дотащил в дорожной сумке, слаб был уже. Вывалил на стол Лёнчику в присутствии совсем уже высохшего Ивана Ивановича и спросил:
– Сколько нам с этого будет, молодой человек?
– Всё будет! – Лёнчик покрылся холодной испариной.
Он что угодно ожидал от этих старых чудаков, но такого!.. Это же кому сказать!
И деньги, как рубинчиковые, так и боголюбовские (вместе с заложенной дачей в Мамонтовке) исчезли в перспективных руках честного, «почти родственника» Лёнчика Казимирова. В буквальном смысле слова – исчезли! И что примечательно – векселя и облигации (а там еще и они присутствовали у Боголюбовых) оказались совершенно ничтожными бумажками, которые невозможно было использовать даже в санитарных целях: слишком они были твердыми и маркими.
Рубинчики почти помешались, когда им позвонил Иван Иванович и сказал, что Лёнчик очень сожалеет о том, что сделки провалились (по вине государственных чиновников, будь они неладны!) и богатство он сможет вернуть лишь через год-другой. А пока надо потерпеть! Конечно, таких процентов он уже не обещает, но все равно сумма будет удовлетворительной. Это Иван Иванович, собирая последние силы, говорил Рубинчикам.
– Ваня! – плакал мелкий и тощий Израиль Леопольдович. – Мы же так продуктивно с тобой работали в Госконцерте! Я столько раз, рискуя, поддерживал твои не всегда умные идеи. Мы не горели лишь потому, что я вовремя тебя останавливал и направлял, куда следует. И что теперь за это получил? Доживу ли я или моя Розочка тот год-другой, чтобы получить, хоть и не столько, сколько обещали, то хотя бы столько, сколько отдали?
Иван Иванович не дожил. Он умер. Тяжелой была эта смерть – долгой, мучительной. Семья не отходила от него почти неделю, с момента обострения болезни, той, которую сначала принимали за острый гастрит. Средств даже на облегчение болей (а средств требовали, требовали, потому что и перевязочных материалов в «скорых» в те годы не было!) не хватало.
Мучился несчастный так, что Боголюбовы до сих пор без содрогания вспомнить об этом не могут. Уколов нет, таблеток нет, только Геродот спирт разводил и, отказывая себе в самом необходимом, поил им умирающего отца. Чтобы тот хоть забылся ненадолго! Так страшно всем было!
Рубинчики тоже разболелись. Но звонили Боголюбовым, теребили уже Паню, а когда попадали на Геродота или Эдит, горько плакались им.
Лёнчик сначала соболезновал всем подряд, а потом и трубку перестал брать. В своем банке он уже стал почти главным акционером. Лишь президент банка некий Тянижилов был богаче его.
Вот так помогли ему сбережения Рубинчиков и Боголюбовых. Прав он все же был – проценты-то набежали без всяких там марких и жестких векселей. И платина, и уголь, и древесина, и нефтяные моря и океаны (не просто скромные подземные озера!), даже газовые облака – всё сработало, всё заколосилось. Только урожай собирал он один, а возможно, еще с кем-то трудолюбивым, но, главное, что не с Боголюбовыми и Рубинчиками, которым все эти начальные средства по существу и принадлежали.