Погибель - стр. 14

В этом был резон, но Юрий задавался вопросом: «А, вдруг, они не придут?». И всё больше приходил к решению, самому идти на соединение в Ярославль.

Владимир был хорошо укреплённым городом – с юга река Клязьма, с севера и востока – Лыбедь, высокие валы и крепкие стены, надвратные башни. С запада город был открыт – огромное поле, словно специально для битв, но на этом направлении стояли белокаменные «золотые» ворота, разрушить которые было не по силам никому, даже нечистой силе. Внутри города располагались валы и стены Монахова города, за ними крепкие стены детинца. Владимир к обороне был готов. И Юрий решил уходить. О том огласил на совете.

Вотчинники и сыновья долго переваривали услышанное, но перечить не решились. Всё командование в городе Юрий отдал Петру Ослядю.ковичу, Жирослава забрал с собой.

Когда князь уводил небоеспособную дружину, еле оторвав от сердца плачущую Агафью, все улицы были забиты безмолвным народом – словно он оставлял их на смерть, и сердце великого князя щемило: правильно ли делает? Он взглянул на Жирослава и утвердился: «Правильно!».

Когда восьмитысячное войско ушло из города, ворота наглухо затворились. Тридцатитысячный Владимир с десятитысячным гарнизоном замер в тревожном оцепенении.

Третьего февраля 1238 года с Клязьмы показались чёрные орды татарских всадников.

–Татары-ы-ы-ы-ы!!! – раздирая глотку, закричал дозорный.

«»»»»»»»

Пётр Ослядюкович поперхнулся похлёбкой, расплескал суп на штаны, стал быстро утираться рушником. Сидевшие с ним за столом Семён и Микула застыли с раскрытыми ртами. Наталья охнула и умчалась к себе.

Перед этим, первый воевода, смирив гордыню ( вернулся ведь проклятый Спиридоновский выродок, и тут же к Наташке!), позвал Семёна к себе в усадьбу ( тот пришёл с бездельником Микулой), усадил за стол, позвал Наталью, и начал говорить, говорить, приводя все «за» и «против»: да, Наталья вдова – это всем ясно, да, они любят друг друга, но у Семёна жена и сыновья, как он с этим будет, как? Пётр Ослядюкович хотел, чтобы Семён понял невозможность отношений с Натальей, чтобы при ней признал это.

После сурового разговора, с виду доброжелательного и открытого, Семён заёрзал, не смея глянуть на Наталью, а она, красная, сидела ни живая, ни мёртвая. Только Микула спокойно жрал, громко чавкая. Напряжённая тишина висела, и Пётр Ослядюкович понимал, что выиграл. Он принялся за похлёбку. Тут-то и вбежал холоп:

–Татары!

–Геть, раб! Замолчи! – рассердился воевода. –Орёшь, как оглашённый!

–Татары валят!

Пётр Ослядюкович глянул на Семёна.

–В другой раз договорим.

Быстро собравшись, вскочили в сёдла, горяча коней, помчались по, вдруг умершим, холодным улицам к «Золотым» воротам. Там всё гудело растревоженным ульем.

–Где князья? – соскакивая с коня, спросил Пётр Ослядюкович у подхватившего повод Ваньки.

–В башне. Татары перед воротами беснуются.

Пётр Ослядюкович уверенно заспешил, расталкивая воинов, по лестнице на верхнюю площадку надвратной башни. Семён и Микула бежали следом – их не удерживали.

Всеволод и Мстислав, в кольчугах и шлемах, увидев Петра Ослядюковича, отодвинулись, дав место у широкой бойницы.

–Сдачи требуют, – процедил Мстислав.

Татары горячили лошадей у самых ворот. Их было около десятка.

Один из них надсадно орал:

–Эй, сдавайтесь! Хан Бату простит вам вашу гордыню!