Размер шрифта
-
+
ПоэZия русской зимы - стр. 5
Это страшное время, и это жестокий пир,
Ветер новой гражданской, но так и творится мир.
И, по-прежнему время записывая на айфон,
Идеальной улыбкой скалится Вашингтон.
Но не знает, не знает, что варвары тут не мы,
Что закончено счастье от подлости и сумы.
А тебя-то мы, Родина, празднуем все теперь:
Ты для нас королевна, для них же ты – дикий зверь.
Наконец ты вернула свою вековую суть —
Быть назло всякой смерти. И главное – не свернуть!
Эти трезвые годы – есть повод язык родной
Сделать нашей свободой, неподнятой целиной.
Наше сердце в Донбассе, и бьётся оно сильней,
Наша воля на воле, так будет же правда в ней.
Посевная в разгаре, мы сеем весну опять,
Чтобы мир и свободу по осени собирать
Наше
Хохочут боги, а что в итоге?
В окне гирлянда, в кармане медь.
Хоть у победы и перемоги
Так мало общего, но, заметь,
Что слово «наше» для всех едино
Звучит и пишется, братец мой.
В Святого Духа, Отца и Сына
Кого ты станешь крестить зимой?
Кнута не будет, а пряник водкой
Запьёшь под ёлкой своих обид.
Так с новым годом овцы и волка!
Авось, не будешь овцой побрит.
И волк не съест, и свинья не выдаст,
И Бог, наверное, устоит.
Твой жёлто-синий костюм на вырост
По моде крепкой не крепко сшит.
Да, с новым годом свободы голой!
Свободу горя прошли уже
С улыбкой лёгонькой и весёлой,
С блатными песнями в гараже.
И это тоже казалось нашим —
Большой Fallout большой страны,
Где от России осталась Russia
И made in China её штаны.
Пусть харьковчанин и белгородец —
С одной берёзки одна листва,
Но не народ мы, а так, народец,
Пока границы важней родства.
Хоть нам и прошлое задолжало,
И память дурью легко надуть —
От незалежной до залежалой
Совсем, дружище, недолгий путь.
Так с новым годом, речей не надо,
Бери до лучшей поры билет.
Едва ль позор отличим от зрады,
Которой стукнуло тридцать лет.
Народ наш бывший – не быль, былина.
И, может, тем он ещё спасён,
Что слово «наше» для всех едино
Звучит и пишется, вот и всё
«Так и стояла…»
Так и стояла,
Белая вся, тонкая,
Девушка, в ком сперва
Разглядел ребёнка я.
Так и стояла,
Я проходил рядом,
И не узнал
Капель её взгляда.
Я не узнал,
Глаз не узнал синих.
А ведь по ним
Долго скучал, сильно.
Я не узнал
Платья, что так пёстро.
Я не узнал.
Боже мой, как просто.
Я не узнал.
Вот и конец воле.
«Родина, – говорю, —
Это ты, что ли?»
А у неё
Пахли вином губы.
Тут мне в ответ
Старый солдат грубо:
«Ты бы своей,
Парень, гулял дорогой.
Всем она вам Родина,
Вас много.
Это для вас
Грудь её под сорочкой,
А для меня, парень,
Она дочка».
Стало мне стыдно
То ли от слов этих,
То ли же оттого,
Что мы все дети.
Странное дело —
Родины я старше.
Тонкая девочка,
Так за неё страшно.
Мать её нам
В красной косынке пела.
Краше была мама,
Пышней телом.
Женщина дочку
Выносила насилу,
Только при родах
К Богу душой сходила.
Взял её под руки я:
«Извиняй, батя.
Нет у неё сестёр,
Будут ей братья».
Так вот и ходим
По миру мы с нею.
Только глаза
Стали ещё синее.
Всё у нас просто:
Грешно, порой свято.
Может быть, ей
Тоже найдём солдата.
Свадьбу закатим
Где-то в Крыму летом.
Верю, у девочки будет
Всё это
«И не было тех, кто помог Атлантиде…»
И не было тех, кто помог Атлантиде,
А мы на плаву, на краю.
При первой звезде, перестройке, ковиде
Я веру живую жую.
Зато мне понятно, откуда я родом,
И детские песни свежи.
И голос у песенок этих не продан
За тридцать монеток во лжи.
Скучая от собственной праздничной лени,
Страница 5