Подняться и идти - стр. 1
«Ничего не кончается.
И даже когда нет рядом рук,
поднимающих тебя, упавшего, не плачь.
Не будет рук – будет верёвочка,
за которую можно удержаться.
Встань и иди дальше. Ты сможешь».
Елизавета Глинка «Я всегда на стороне слабого».
Поняться и идти
Глава 1
.
В неврологическом отделении детской городской больницы закончился завтрак. Убиралась со столов посуда, позвякивали тарелки, ложки, шаркала по полу швабра. Сквозь приоткрытые фрамуги тёплый ветер разносил по коридору сладкий аромат цветущих пионов.
В холле у сестринского поста трое ребят с любопытством прислушивались к разговору медсестер. Подошёл врач из соседнего отделения, положил на стол чью–то историю, взгляд мимолетно скользнул по подносам с лекарствами.
– Ого! Это кому столько?
– В восемнадцатую. Мальчик с ДНР у нас.
– Что с ним?
– Ноги, парапарез. Семья у него погибла, родители и брат пятилетний. Видеть никого не хочет. Психолог ходит, толку пока нет. К стене отвернётся и молчит.
– Сколько ему?
– Тринадцать.
Помрачнел, покачал головой.
– Ему бы с ровесниками подружиться с кем–то… Историю Бородину передайте, пожалуйста, – врач ушел.
Одна из медсестёр отправилась разносить лекарства, вторая осталась заканчивать работу. В тишине коридора мирно шуршали блистеры, таблетки с коротким пластмассовым стуком падали на дно стаканчиков.
Восемнадцатая палата находилась в конце коридора. Самое тихое место на этаже. Никита лежал, отвернувшись к стене, колени поджались к подбородку, взгляд застрял на едва заметной трещине.
Дверь приоткрылась, заглянула санитарка.
– Никита, ничего не надо?
Зашаркали казённые кожаные тапки, женщина вошла. Отодвинула кресло–каталку, влажная тряпка прошлась по тумбочке, сползшее одеяло легло на место.
Никита не шевелился.
– Зови, если что. Кнопку нажми, я приду, – санитарка сокрушённо покачала головой.
– Хорошо, – зубы сжались, рывком зашвырнул край одеяла на голову, пальцы вцепились в подушку, стиснули так, что отдало в локоть.
Принесли блокнот, он стал рисовать. От судорожного нажима грифели дырявили листки и ломались. Срывал, комкал страницу в шебуршащий комок, снова рисовал. Боль выплёскивалась.
В коридоре послышалось шушуканье, дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась светло рыжая голова невысокого, пухлого мальчишки лет двенадцати. Серые треники с вытянутыми коленками, выцветшая красная футболка, пластиковые синие шлёпки. В руках бейсболку мнёт.
"Поглазеть пришёл…".
– Чего тебе?
– Я зайду?
– Зачем?
– Да, ни зачем. Познакомиться. Можно?
Никита помедлил, кивнул.
– Я, это… Чего пришел… Меня Андрюха зовут. Мы вчетвером в палате, а ты один. Скучно, наверное… – Покосился на каталку, шмыгнул носом. – Ты что, ходить вообще не будешь никогда? – мальчишка топтался у входа и теребил кепку в дурацких красных крокодильчиках.
Никита задохнулся:
– Уйди…!
– Ну, погоди! Я просто так спросил.
– Уходи.
– Хочешь, планшет с киношками закачанными принесу? Не обижайся!
– Уйди!
Андрюха выскользнул в коридор. Закрывая дверь, бросил с порога:
– Я принесу планшет.
Никита откинулся на подушку, кулаки сжались. До боли, до побелевших костяшек. Начал бить по одеялу, по неподвижным ногам.
"Почему…! Почему…! Мам…?"
Переговорщик вернулся в холл.
"Зря пошёл. Все Алёнка… Дурак, конечно, брякнул. А, откуда я знаю, о чём с ним говорить?!"
Его ждали, вскочили навстречу, утащили к окнам, за кадки с пальмами.
– Ну, как…?
– Да–а… – Андрюха поморщился, досадливо мотнул головой, нацепил кепку. – Не вышло разговора. Не знаю я, о чем с ним говорить. Планшет обещал занести. Если не выгонит, конечно.
– Ничего. Главное, попробовали. Не расстраивайся. Надо ещё раз попытаться. Жуть берёт представить, каково ему, – девочка встряхнула головой. Лёгкие, золотисто льняные волосы метнулись из стороны в сторону, она собрала их в хвост, скрепила заколкой, строго посмотрела на второго мальчишку, – Паш, если у Андрюхи не выйдет, тогда ты, ладно? – Ясные, серые глаза смотрели серьёзно и настойчиво.
– Ладно. – Павлик нехотя кивнул. – Только я не спец по налаживанию контактов. И я уже говорил, Алён. Зря мы это затеяли.
– Не зря. Точно, не зря. Андрюх, кепку сними, опять наругают.
– Это ж талисман.
– А им есть разница…?
Глава 2
.
Никита дремал. Принесли, оставили на тумбочке обед. Въевшийся в стены лекарственный дух перебил запах щей и творога. Проснулся, глянул на поднос.
"Сырники… Пап, ты так их любил… С изюмом, и сметаны, чтоб много. Папа…!"
Комом в горле встала боль, захлестнуло так, что в глазах потемнело. Он отбросил ложку, попытался вскочить. Упал, ушиб бедро и локоть. Кое–как подтянулся, лёг, прильнул лбом к холодной стене и притих.
…Лето, море, скандальные крики чаек, поджаривающее солнце и сладко солёный запах мидий. Они только приехали. Чтобы не искать место среди тесноты наезжающих друг на друга лежаков, ушли купаться на дикий пляж. Узкий, каменистый. Прибой пытается утащить крупные, отполированные водой валуны. Рокочет, выбрасывая пенистую волну, захватывает мелкую гальку, с ворчливым шуршанием отползает назад.