Подмастерья бога - стр. 31
– Какие враги, Зой, ты что? Нет у меня никаких врагов и никогда не было. Что за чушь тебе пришла в голову!
– Это не чушь, Склифосовский. В детективах, между прочим, пишут, что надо искать того, кому выгодно. Вот и ты подумай: кому выгодно, чтобы ты не смог поехать в Штаты?
– Начиталась детективов! – недовольно фыркнул Глеб и отложил вилку в сторону. – Никому.
– А этот твой, как его, Ярцев? – не отставала Зойка.
– При чём здесь Севка? Он мой друг и вообще нормальный парень, избалованный немного и слегка самоуверенный, но нормальный. Что он с ума сошёл, чтобы руку мне ломать? Да и узнал бы я его среди этих отморозков. Не было его там.
– А если он подговорил этих отморозков?
– Прекрати, Зойка, наводить тень на плетень. Я Севу много лет знаю, учились на одном курсе. За последние три года знаешь сколько часов мы с ним за одним хирургическим столом отстояли?.. И вообще, нет ему никакого резона гробить меня. У него отец какая-то шишка, денег в семье – хоть ложкой ешь. Вон за три года вторую машину меняет. Он на стажировку на Луну может поехать за свой счёт, не то, что в Америку к Хармонду.
Но какая-то мысль заскреблась в сознании, тревожа, не давая отмахнуться от глупых предположений девчонки. Глеб нахмурился и задумчиво потёр лоб.
– Хотя знаешь, Зоя, была одна странная вещь… Когда эти отморозки метелили меня, один из них крикнул: «Правую надо было, дебил!» А второй, видимо тот, что ломал руку, ответил: «А это какая? Да хрен с ней, какая разница?» И они убежали… Впрочем, может мне померещилось? У меня тогда в голове сплошная каша была.
Зоя тоже перестала есть и уставилась на Глеба.
– Если они говорили о твоей руке, то значит точно заранее собирались тебя покалечить! И кто-то их надоумил.
– Нет, этого просто не может быть! – замотал головой Глеб. – Если подозревать в таком зверстве близких людей, то можно с ума сойти.
Глеб так разволновался от этого предположения, что Зоя предпочла больше не обсуждать опасную тему и предложила выпить чаю. Тем более, что к чаю были принесены тёти Катины пироги.
Ясный весенний день за окном медленно клонился к вечеру. За сытным угощением Глеб разомлел, подобрел, оттаял душой, и даже, кажется, постоянно терзающая его боль отступила. Ощущать чью-то заботу было непривычно, но приятно. Он с любопытством косился на Зойку, вдруг обнаружив, что недавняя пацанка выросла, уже дотянувшись ему до подбородка, и неожиданно превратилась в тоненькую голубоглазую девушку, уже почти взрослую. «И когда только успела вырасти?» – вздохнул про себя Глеб, но мысленно улыбнулся.
Они пили чай, а хозяин квартиры нахваливал угощение:
– Ммм… какие вкусные пироги у Катерины Васильевны! В жизни ничего лучше не пробовал. Учись, Зойка, кулинарничать, как твоя достопочтенная тётушка. Если научишься печь такие пироги, я сам на тебе женюсь.
Зойка фыркнула и покраснела.
– Больно ты мне нужен, Склифосовский!
Так за шутками и разговорами просидели за столом до самого вечера. Перед тем, как идти домой Зоя принялась мыть посуду и наводить порядок в кухне, проявив неожиданную сноровку. Глеб неловко пытался помогать.
– Да сиди уж, болезный, – прикрикнула на него девчонка, – сама справлюсь.
Глеб только обречённо вздохнул, чувствуя свою ненужность.
– Не представляю, как я просижу целый месяц без дела. Я же с тоски умру!