Подлинная история Ильи Муромца, богатыря и патриота - стр. 4

– Благослови Господи, – сказал, входя в избу, высокий старец с маленькой козлиной бородой. – Шел мимо, уморился. Жара.

– Молочка вот испейте, – засуетилась Ефросинья.

– Водицы, – прервал ее старец. – Водицы дай, матушка.

Ефросинья засуетилась, побежала к колодцу за свежей водой. За ней увязался присмиревший Мурза, решивший, видно, не покушаться больше на авторитет православия.

Старец посмотрел на Илью острым взглядом.

– Все лежишь?

– Лежу, – улыбнулся Илья.

– Лежать, оно, конечно, хорошо, – согласился старец. – Умом обрастаешь, жиром. Но только лежать – закиснешь.

Он подошел к Илье, неожиданно взял его за руку, перевернул ладонью вверх и, увидев мозоли от тяжей, кивнул довольно. Илья застыдился, спрятал руку…

– Вставать-то когда думаешь?

– Не знаю, – отвечал Илья.

– Пора вставать, – настойчиво повторил старичок.

– Не могу пока, – признался Илья. – Рано мне.

– Рано? – нахмурился старец. – А ты откуда знаешь? Ты кто такой, что все сроки тебе ведомы – Христос? Бог-отец? Или, может, Пресвятая Богородица?

Илья испугался и не знал, что сказать, поскольку был он ни то, ни другое, ни третье.

– То-то и оно, – сурово заметил отец Никодим. – Сейчас, может, и рано вставать, да завтра поздно будет.

Вошла, сгибаясь под тяжестью ведер, Ефросинья. Поставила ведра на земляной пол, ковшом черпанула воды, поднесла старцу. Но тот не взял.

– Что это, – сказал он сурово, – хозяин лежит на печи, а мать-старуха с ведрами корячится? Пускай он встанет и подаст гостю воды, как положено.

– Больной он, батюшка, – испугалась мать. – Тридцать лет и три года лежит на печи, ни разу не вставал. Уж и знахарки его пользовали, и святой водой отпаивали – не движет ни рукой, ни ногой.

– Ни рукой, ни ногой, говоришь? – грозно спросил старец, и, повернувшись к Илье, велел ему:

– А ну, встань!

Илья, подпираясь руками, сел на печи, свесил ноги вниз. Мать ахнула, закрыла рот платком, только большими блестящими глазами следила за каждым его движением.

– Сходи на пол! – велел старец.

Илья посмотрел вниз и страшную почувствовал истому и слабость во всем теле. Его обуревал страх, не было сил двинуть даже пальцем, не то, что встать.

– Не могу я, – прошептал он, опуская буйную голову. – Сил нет.

– Велю – встань! – загремел старец, и Илье почудилось, что он оглох от этого голоса, и как-то даже растворился в нем. И вот, оглохнув, не помня себя, встал он на дрожащие ноги.

– Иди! – гремело ему с небес, и горели перед ним черные, как огонь, глаза старца.

Он сделал шаг, другой. Вскрикнув, без памяти упала на пол его мать-старуха…

Старец дал Илье настои из трав, велел пить их месяц, а сам исчез.

Попивши настоев месяц и окончательно после этого вставши на ноги, Илья обнаружил силу необыкновенную. В два дня он отлупил всех окрестных парней, починил избу и хлев, натаскал дров на три года – весь двор был полон этими дровами, вонь стояла, как в лесу. Играючи, Илья перетаскивал цельные сосновые бревна.

– В отца пошел, в Ивана, – радовалась Ефросинья. – Тот тоже, бывало, как разойдется – удержу ему нет.

На радостях она даже не попрекала Илью, что столько лет притворялся. В старца она не слишком-то верила – гипнотизер, а не чудотворец.

Глядя на сына, Ефросинья все мечтала, как они теперь разбогатеют благодаря его силе.

– Поросят заведем, корову, поле втрое против прежнего будем вспахивать. Жену тебе возьмем, вон у Алешки-рябого дочка на выданье, и работящая такая. Холстину будет ткать, рубашки шить, я поеду в слободу, продавать стану. Детишки пойдут, тоже к делу приспособим…