Подъем Испанской империи. Реки золота - стр. 93
По словам Альвареса Чанки, карибы считали, что «человеческая плоть столь вкусна, что лучше нее нет ничего в мире; похоже, это действительно правда, поскольку человеческие кости, найденные нами в домах, были настолько обглоданными, что на них не осталось ни кусочка плоти, если не считать того, что было тяжеловато разжевать. В одном из домов мы нашли шею человека, которая готовилась в пищу. Они кастрируют мальчиков, которых берут в плен и используют их, как слуг, покуда те не возмужают. Потом, когда они… хотят попировать, они убивают и съедают их. Они говорят, что плоть женщин и мальчиков не стоит есть»{509}.
Антонио де Торес, назначенный алькальдом крепости Ла-Изабелла, позднее говорил почти то же самое: «В их горшках [была] гусятина вперемешку с человечиной, в то время как другие части человеческих тел были нанизаны на прутья, готовые к зажарке… в другом доме испанцы нашли кости, которые каннибалы аккуратно сохраняют, чтобы сделать из них наконечники для своих стрел, поскольку они не знают железа… Испанцы нашли недавно отрубленную голову молодого человека, покрытую свежей кровью»{510}.
На этом острове Микеле Кунео получил от своего друга Колумба красивую девочку. Он позднее написал, что ему пришлось ее избить, чтобы она не сопротивлялась его домогательствам, но в конце концов «мы пришли к соглашению» и «она, похоже, свое дело изучала в школе продажных женщин»{511}. Таково первое описание любви в Новом Свете.
Эти открытия нагнетали тяжелые предчувствия. Возможно, завоевание окажется отнюдь не таким легким, как представлялось. Однако человеческие плоть и кости все же являли не совсем надежное доказательство. Разве могли мореплаватели из Севильи отличить плоть человека от обезьяньей?
После шести дней на Гуадалупе (4–10 ноября 1493 года) Колумб отплыл к острову Санта-Мария-де-Монсеррат, названному так, поскольку гора в его центре была похожа на ту, на которой стоял известный монастырь в Каталонии. Здесь, как сообщили пленники, карибы вырезали все население. Неподалеку, на Санта-Марии-ла-Редонда, названной так из-за своих округлых холмов, путешественники вновь причалили, но не высадились. Они двинулись дальше, к Санта-Марии-де-Антигуа, названному так в честь знаменитой Девы в соборе Севильи. Наконец, они пристали к острову, который адмирал назвал Сан-Мартин. Остров, казалось, был густо населен. Каноэ, находившееся на «расстоянии двух выстрелов», не двигалось, его экипаж из семи человек попросту окаменел при виде кастильцев. Испанцы с легкостью захватили этих людей, хотя и не без боя. Двое из людей Колумба были ранены, еще один, предположительно галисиец, был убит – первая потеря экспедиции.
К 14 ноября они доплыли до острова Санта-Крус: «Очень высокий и по большей части пустынный. Это было самое вероятное местонахождение металлов, но мы не сходили на берег». Остров казался необитаемым{512}. Путешественники не сошли на берег и на других приятных островах, которые Колумб назвал Виргинскими, – в честь святой Урсулы из Кельна, замученной, по легенде, вместе с «одиннадцатью тысячами» девственниц в III веке (что являлось опечаткой, на самом деле их было всего одиннадцать){513}.
На следующий день они достигли Борикена, что означало «краб» на языке таино, а Колумб называл этот остров Сан-Хуан-Батиста. Позднее остров стал называться Пуэрто-Рико. Еще одно поколение Сан-Хуан оставался столицей. Альварес Чанка считал, что «это самый красивый остров и, похоже, очень плодородный. Карибы устраивают сюда набеги и похищают людей. У местных нет каноэ [это не было причиной], и нет знаний о мореплавании, но, если верить карибам, которых мы захватили, они используют похожие луки и, если они захватывают кого-то из налетчиков, они съедают его так же, как и карибы. Мы остановились в бухте этого острова на два дня, и многие из наших людей сошли на берег. Но мы так и не сумели поговорить с аборигенами, поскольку они ужасно боялись карибов и убежали»