Подельник века - стр. 27
– Голландская печь, – указал губернский секретарь на изразцы на стене. – Ну а это вы и сами видите: богемский хрусталь. Не то чтобы я его коллекционировал, но кое-какие запасы имеются. Пройдемте к камину?
– Охотно!
Жора присел на красивое резное кресло, которое лишний раз было даже жалко трогать. Словно оказался в музее быта, который мы потеряли. Но все же расположился поудобнее и сам не заметил, как едва не задремал, предавшись недавним воспоминаниям…
Двуреченский в форменном сюртуке с черными петлицами потчевал его китайским чаем из красивого фарфорового чайника и угощал конфетами фабрики Сиу:
– Я знаю большинство вопросов, которые ты хочешь мне задать. Давай так: сначала лекция – что, как, почему. Так ты разрешишь большинство своих недоумений. А потом спрашивай о деталях.
– Валяй! – тогда они были еще на «ты».
– Ну, держись за стул крепче! – А чиновник много шутил…
Ратманов вынужден был протереть глаза. Ведь вместо чая на камине стояла бутыль с «Водами Лагидзе»[12]. Двуреченского в форменном сюртуке сменил Двуреченский в халате. Ну и шутить с гостем нынешний собеседник, судя по всему, особо не намеревался.
– Так что вы хотели мне рассказать, Ратманов? – Направление беседы задал сам хозяин дома, серьезный, как… реальный чиновник для поручений.
– Держитесь за стул крепче, – предупредил Ратман.
Глобально план бывшего оперативника состоял в следующем. Если в прошлом у него не осталось реальных подельников, он мог бы «вырастить» себе «подельника» для совместной работы сам! И лучшей кандидатуры для этого, чем Викентий Саввич Двуреченский, было не сыскать. Дальше предстояло в красках рассказать хозяину дома о попаданчестве. Так же, как когда-то сам Двуреченский вещал на ту же тему ему самому. То есть практически слово в слово воспроизвести однажды уже услышанное, чтобы ввести старого знакомого в курс и в дальнейшем бороться с превратностями судьбы вместе!
– Не буду ходить вокруг да около. Начну сразу с главного. Попаданцы, путешественники во времени, – это не миф, не книжный вымысел, а реальность. И мы с вами… с тобой… относимся к их числу. Мы особенные!
Двуреченский кашлянул, впервые выдав волнение. После чего поднялся, заменил «Воды Лагидзе» на кое-что покрепче. И принялся слушать Георгия с той внимательностью, какую проявляет врач психиатрической лечебницы при первой встрече с пациентом.
С момента начала судьбоносного разговора прошло несколько часов. Была уже глубокая ночь. Количество выпитого исчислялось не одной рюмкой, но десятками. А собеседники наконец нашли общий язык… У обоих он заплетался. При этом Двуреченский полулежал в кресле, съехав в нем наполовину и с трудом разлепляя глаза. А Георгий шел из уборной, держась за выступающую старинную лепнину, чтобы в целости добраться до комнаты. Но не дойдя до цели нескольких метров, прикрыл глаза и снова увидел перед собой кусочек из прошлого:
– Таких людей на земле очень мало, не больше тысячи, – наставлял прежний Двуреченский. – Точный подсчет, понятное дело, невозможен. Большинство и не подозревают об этой своей особости. Эта особость сродни болезни. Генетический сбой. Искаженная ДНК-хромосома, как-то так. Я и сам толком не знаю. Передается по наследству, подобно гемофилии, и, как при этой «королевской болезни», лишь по женской линии, но отпрыскам мужского пола. Проявляется у кого-то раньше и чаще, а у кого-то раз в жизни. Называется хворь – ландаутизм.