Подарок для ликвидатора - стр. 24
Они вышли, захлопнув дверь и заскрежетав засовом, а мы притихли, прислуживаясь к скрипу ступеней и смеху. Как бы не хотелось выть, рыдать и биться в истерике, все притихли, боясь издать звук. Из-за стены продолжался нестись слабый скулёж и стоны, видно пленницам досталось от всей широкой, мудацкой души, а мы втёрлись в матрасы и не шевелились.
Как так? Почему со мной всё это случилось? Куда делась Эля? Удалось ли ей уйти? На краю сознания теплилась надежда, что подруга не попала в лапы предприимчивого гида. Что она вернулась в гостиницу, а не застав меня, организовала поисковую операцию.
Дальше всё происходило в каком-то оцепенение. Мне вкололи что-то в руку, мозг окутал туман, и живая кукла послушно выполняла все команды, плавая в успокоительном трансе. Душ, отрешённая от мира девица, наносящая вульгарный макияж и делающая всем причёски, полупрозрачное платье с разрезами до бёдер и откровенным декольте, дорога в салоне микроавтобуса, разбитая вдребезги надежда, что Эля организовала спасительную операцию.
Подругу приволокли на тот же аукцион, что и меня, а по жирно замазанной скуле, по тусклому взгляду и по неуклюжей походке, я поняла, что за стенкой с другими девушками сидела Эля, и ей повезло меньше, чем нам.
Нас по очереди выводили на подобие сцены, перед которой сидели в креслах жаждущие купить рабынь для утех. Заставляли покрутиться, изобразить что-нибудь под восточную музыку, оголить грудь или задрать невесомую юбку. Со стороны кресел раздавались короткие приказы, которые дублировались для нас на русском языке. Под действием укола мы исполняли команды, как послушные зверушки, и по довольным взглядам восточных мужчин было видно, что им нравится наша покорность.
После показа меня привели в небольшую комнату без окон, опустошили очередной шприц, и свет померк. Проснулась в предрассветных отблесках утреннего солнца, отлипшего от земли и всползающего на небо. Полумрак медленно рассеивался от золотистых лучей, обстановка комнаты отчётливее выплывала из густой тени. Я находилась в спальне, в снятом Тимофеем доме, и этот кошмар был сном или видением из прошлого.
Теперь я поняла, как попала сюда, видела, как беспощадно меня продали за деньги, узнала, как зовут погибшую сестрёнку, но всё ещё не вспомнила себя. Ни имени, ни рода, ни прошлой жизни до рокового вечера, ни прошлого после него. И ещё у меня была подруга, которая тоже попала в беду, поддавшись флирту симпатичного гида.
С кухни послышался приглушённый кашель, матерный бубнёж Тимофея, тонкое дребезжание ложки о стеклянные края стакана. Тим наливал себе кофе, потирал раненое плечо и ругал, по чём свет стоит, охреневших уродов.
Выглядел он уставшим, измыленным и чрезмерно возбуждённым. Дикий блеск в глазах, красные пятна на щеках и шее, дёрганные движения с замедленным окончанием. У меня создалось ощущение, что он принял на душу, либо плавится от температуры. Подошла, дотронулась до руки и отпрянула. Тим горел, от него исходила мелкая дрожь, а солнечные лучи подсвечивали волоски, вставшие дыбом.
– У тебя температура, – испуганно ахнула, отступая и ища для тела опору. – Надо в кровать. Вызвать врача. Господи. Мы не можем вызвать его. Что болит? Горло? Кашель? Живот?
– Не волнуйся, – одёрнул меня Тим. – Всего лишь воспалился шов. Надо принять антибиотики и поспать.