Под прицелом - стр. 12

Я перевожу взгляд с одного бойца на другого, пытаясь отыскать Людмилу. Она стоит вдалеке, у самого входа в нашу сторожку, всё с тем же отстранённым и жестковатым выражением лица, с которым говорила тогда о том, что её дело – воевать, а не готовить. Неужели и впрямь не боится? И могла бы пойти убивать?

Я даже в страшном сне не могла бы представить себе такое.

А если всё же придётся решится?

Однако додумать не успеваю. Командир останавливается на середине пути в свой кабинет, поворачивается к нам и жёстко роняет:

– А вы что стоите? Выполняйте обязанности!

Это немного приводит нас в чувство. Пусть и с тяжёлым сердцем, с пугающей неопределённостью, мы всё же идём готовить. Обед никто не отменял. Однако в этот раз за столом собирается куда меньше народу, и сопровождает трапезу напряжённое молчание. Эту тяжесть ощущаешь в воздухе. Все словно ждут, притаившись. Ждут новостей, новых выстрелов, приказа действовать.

Мы с девчонками успеваем убрать со стола и наскоро перекусить, когда за окном, на улице, вновь начинается какое-то движение. Тут же выбегаем наружу и видим: на носилках несут раненых.

– Господи! – только и выдыхает Вера за нас троих.

У меня в этот миг отнимаются ноги и чувство речи. Я не могу пошевелится. Даже вдохнуть не могу. Мне страшно. Страшно увидеть, что там наши девчонки – разведчицы, с которыми мы делим одну крышу над головой.

Это делает Люда – стремительно шагает вперёд, в тот дом, который оборудовали под медицинский пункт. Раненых размещают рядом. Слышится стон… Живые…

Носилок двое. А сколько ушло? Если считать тех, что отправили перед обедом – не меньше пяти человек.

Одного из ребят, которых отправили недавно, я вижу живым и здоровым. Он докладывает что-то командиру с сосредоточенным выражением лица.

Знаю, что нас, девчонок, вряд ли посвятят в курс дела, поэтому остаётся дожидаться Людмилы. Она пробивная – узнает, расскажет.

Люда возвращается через несколько минут.

– Там Саша. Ранена в плечо, но не сильно. Угрозы жизни нет. Главное, чтобы зараза не попала, – чётко и по делу сообщает она.

– А Наташа? – с испугом лопочет Вера.

– С Наташей, сказали, всё хорошо. Осталась на задании. Нарвались на арвенцев лоб в лоб, те открыли огонь. Все живы. Но, кажется, ночью готовится сражение.

Я закусила губу и прижала ладони к груди.

Это что же, наших мальчиков отправят на бой? Сегодня ночью?

Ни о каком сне и отдыхе речи нет. Мы подходим к Саше, стараемся заболтать её, пока врач делает перевязку и колет обезболивающее. Потом помогаем добраться до кровати и болтаем между собой до тех пор, пока девушка не забывается сном.

Я чувствую, как слёзы подступают к глазам, но изо всех сил втыкаю ногти в подушечки пальцев, чтобы почувствовать боль и отвлечься. Не сразу, но всё же удаётся.

Ужин проходит в каком-то сомнамбулическом состоянии. Я с ужасом жду ночи.

Хочу улучить момент и спросить у Сан Саныча, что нас ждёт – может, он знает, – но не получается. Его то не видно, то он говорит с кем-то ещё. Но судя по тяжёлой обстановке в лагере, что-то действительно намечается.

С приходом темноты ребят действительно отправляют в бой. Это замечает Вера, услышав шум за окном. Приподняв занавеску, она тихо шепчет:

– Ребят отправляют.

Я подбегаю поближе. Видно плохо, но всё же понятно, что сборы не просто так, для тренировки. Парни с маскировкой, оружием. Кто-то перешнуровывает ботинки, присев на корточки, кто-то осматривает оружие. Вижу Сан Саныча, которого окружили несколько человек, что-то спрашивают. Потом появляется командир, говорит несколько фраз, ребята приставляют к козырькам руки и, выстроившись в неровный ряд по два человека, уходят. Кажется, отправили человек пятнадцать – б