Под кодовым названием «Эдельвейс» - стр. 51

Штурмбаннфюрер нервным жестом выхватил из мраморной подставки карандаш.

– Что вы этим хотите сказать, Штюбе?

– Только то, господин Хейниш, что вы шли по ложному следу.

– Вот как? Уж не приехали ли вы к нам с библейскими откровениями о пути истинном?

– Похоже на то, – охотно согласился майор Штюбе. Он раскрыл портфель и вытащил из него перчатку. Положил на стол, радостно сияя глазами. – Вот он – этот безошибочный путь.

– Перчатка – это путь? – Хейниш не счел нужным даже скрыть иронию. – Слышал я, что офицеры абвера любят рыться в туалетах, – и он захохотал, как всегда, довольный своей двусмысленной шуткой.

– Дело в том, – подчеркнуто сказал Штюбе, – что эта перчатка принадлежала обер-лейтенанту Мюллеру. Одну нашли в машине, рядом с телом убитого, другая – у вас на столе. Так называемое вещественное доказательство…

Кеслер впился глазами в перчатку и признал:

– Да, это она, из той пары, присланной нареченной Эльзой, которой бедняга Мюллер хвастался.

– Где вы ее нашли? – Хейниш поднялся, тяжело опершись кулаками о край стола. – Или вы, господин Штюбе, считаете, что мы тут собрались побалагурить и провести время?

– Что вы, господин Хейниш, упаси боже! – притворно удивился Штюбе. – Наоборот, мы от души поздравляем службу безопасности с выдающимся успехом: перчатку нашли в доме номер сорок два по улице Темрюкской. Если не ошибаюсь, там поселилась официантка из офицерской столовой по фамилии Несмитская…

Огрызки разломанного карандаша упали на полированный стол Хейниша. «Это же наш агент “Эсмеральда”»! – словно кипятком ошпарило его. – Неужели она причастна к убийству помощника коменданта? Кошмар! Позор!»

– Что, у Несмитской? – прохрипел он, посинев от еле сдерживаемой ярости.

– Абсолютно точно! Именно у нее, – важно заверил Штюбе. – С вечера до ночи у нее дома пьянствовали два офицера. Один из них был погибший обер-лейтенант Мюллер.

– А вы не ошибаетесь, Штюбе? – голос Хейниша, который чувствовал себя совершенно обескураженным и не способным найти спасение от неминуемого позора, прямо звенел. Это же надо – из-за какой-то «Эсмеральды» выставить себя на потеху и колкости шутнику из абвера! И все же он искал ее, ту спасительную соломинку. – Доказательства! – потребовал он. – Имеете ли еще какие-нибудь доказательства?

– Безусловно: абверу, видите ли, не присуще обижаться, – поучительно поднял указательный палец Штюбе. – Если помните, Мюллер хвалился: «Mapтель» – для всех моих друзей, девичье внимание и ласка – только для меня». Так вот, у Несмитской оказался хороший нюх и на французский «Мартель». Вот эту бутылку, – он вытащил ее все из того же портфеля, изукрашенную немыслимыми ярмарочными наградами посудину, – нашли на столе комнаты, где живет официантка. А на стекле – выразительные отпечатки пальцев горемыки Мюллера! Несмитской – также.

– Это невозможно! – Хейниш с такой силой грохнул кулачищем по столу, что карандаши выскочили из подставки и раскатились по полированной поверхности.

Майор Штюбе посерьезнел. Веселые искорки в его глазах погасли, насмешливая улыбка сникла. Он почти сочувственно заметил:

– Вы, надеюсь, далеки от мысли, что перчатка влетела в комнату Несмитской через форточку, а коньяк обер-лейтенанта пил кто-то другой, тот, чей дактилоскопический рисунок на кончиках пальцев удивительно совпадает с рисунком Мюллера. Времена чудес миновали, дорогой штурмбаннфюрер.