Почувствуй это снова - стр. 8

Качает.

Я не знаю, куда руки деть и самой деться. Петя обнимает дядю за шею, а я... смотрю на двухлетнего Адомайтиса и не могу справиться с откуда-то возникшим комом в горле.

— Пашка мстит за времена, когда ему пришлось со мной нянчиться. Вот, подкидывает своего, — отшучивается Матвей. Смачно чмокает племянника в лоб, потом добавляет: — Ну всё, заяц, неприятно, но бывает и хуже. Уж поверь мне. По асфальту мордой побольнее будет. А твой папаша однажды меня толкнул так, что подбородок шили. Господи, как я орал. Маме еще долго тот случай вспоминали.

Петру плевать на то, что его дядю елозили мордой об асфальт. Ему плохо, и он по-мужски эгоистично перетягивает все внимание на себя.

— Да где же твоя мама, а? — сокрушается Матвей, оглядываясь.

— Ему холодно, может, снег попал за шиворот, — предполагаю я.

— Да, пора домой.

Матвей, не отпуская Петра, ловко собирает разбросанные лопатки, я же решаю не мешать и иду к лавочке.

— Ты куда? — окликает он меня.

— Пройдусь, пожалуй, пока Диану жду.

Матвей смотрит мгновение в ступоре.

— Пошли домой, чаем напою. Не бойся, не обижу. — Потом продолжает, ехидно усмехнувшись: — При ребенке же, за кого ты меня принимаешь.

— Я и не боюсь. Мы ведь друзья. Просто не хотела смущать.

— Ты нас не смущаешь, Юля.

Мы идем к подъезду, потом втроем поднимаемся в лифте. Если бы не затяжной рев Петра, мы могли бы, наверное, почувствовать неловкость. Но этот ребенок прекрасно разряжает атмосферу и взрывает перепонки.

На лестничной площадке я жду, пока Матвей по-хозяйски открывает входную дверь, затем галантно пропускает меня вперед. Ставит притихшего мальчика на пол, присаживается на корточки и начинает его раздевать. Я тоже расстегиваю пуховик, разуваюсь. Тру заледенелые, покрасневшие руки. Дискомфорт терпим, главное, что холод помог унять разволновавшееся сердце.

— Ты неплохо справляешься с ролью дяди, — говорю с улыбкой, проходя по квартире и рассматривая обстановку.

Мы нечасто здесь бывали с Матвеем, когда встречались. Обычно семейные сборища Адомайтисов проходили в квартире Мота, там значительно больше места.

— Спасибо. Пришлось встать ни свет ни заря в воскресенье, ноготочки ведь не могут подождать.

— Ты будто бы не в духе. Что, кулон твоей подруге не понравился?

Матвей мешкает ровно секунду, но я ее замечаю и вспыхиваю как спичка!

— Я еще не дарил.

— Ясно.

Пётр, кое-как успокоившись, забирается на диван и требует мультики, я беру пульт и листаю каналы. Матвей ставит чайник, который медленно закипает. Очень-очень медленно.

Через пару минут Дианы все еще нет. Я продолжаю возиться с пультом, восхищаясь игрушками Петра, что валяются всюду. А потом внезапно чувствую на себе пристальный взгляд. Прямой, наглый. Вновь физически ощутимый. Поднимаю глаза.

Матвей рассматривает меня с каким-то мрачным любопытством.

— Что?

— Ты поправилась или это пушап такой?

Темные глаза впиваются в мою грудь, обтянутую черной водолазкой. Кожа тут же будто чувствительней становится, ткань давит на соски, колет, мешает — хочется сорвать. Я мгновенно жалею, что не надела белье. Старые лифчики уже пару недель как натирают, а новые еще не купила. И да, грудь действительно выросла на полтора размера.

— А нет, не пушап, — добавляет Матвей, мазнув глазами по соскам.

Тело реагирует так, словно он сделал это языком. Я сглатываю. Сама скрываю, прячу эмоции.