Поцелуи под омелой - стр. 19
Один раз переспать – не значит жениться. Однако чувство, будто в меня плюнули. После Назара отношение Рудольфа ударило по уязвимым точкам в душе. Там, где прежде всего пострадала самооценка.
Черт побери, чего вам, мужикам, не хватает?!
– Нашел! – воскликнул Штерн, и я вздрогнула. – «Улыбка солнца» – чудесная статуэтка ромашки. Я использовал специальный желтый краситель для точной передачи сердцевины цветка. Символ нежности в отношениях. Рудольф купил у меня поделку за немыслимую сумму. Уж очень не хотелось ее продавать.
Он стянул очки для чтения на кончик носа, когда я открыла рот, чтобы задать вопрос. Только задать не успела, поскольку трель домофона прервала наш короткий разговор.
– Рудольф пришел, – вздрогнув, прохрипела я.
– Пойду открою, – кивнул Иван Петрович, бормоча под нос что-то о цветочной композиции.
Я осталась за столом, продолжая растерянно хлопать ресницами.
Глава 7
Из подъезда я вышла уставшей, выпотрошенной эмоционально, а еще изрядно захмелевшей. Дурные мысли о невесте практически выветрились из головы следом за внутренним равновесием.
Не мое дело – лезть в чужие отношения. Со своими бы разобраться.
Приготовление глинтвейна всколыхнула целую череду приятных – и не очень – воспоминаний из прошлого. Как готовили с Назаром, как он уговаривал меня попробовать тот или иной рецепт блюда. Хорошее было время, немного жаль, что закончилось так грустно. И точку не поставили, и вроде бы воскрешать больше нечего.
С оленем готовка превратилась в настоящий фарс: Рудольф всячески отлынивал от любой работы на кухне. Неумело и криво резал апельсин на кругляшки, при этом половину отправил в рот. Ныл, когда заставляли следить за глинтвейном, театрально страдал на публику из-за ушедших в кастрюлю четырёхстах тысячах рублей.
Мне тоже стало жалко, но жертвы в нашей работе – вещь необходимая. Иногда.
– Могу подвезти, – прозвучало по-прежнему дерзко, однако слышалась в голосе Рудольфа усталость.
Да и внешне нетрудно догадаться. Морозов постоянно тер глаза во время разговоров на кухне, зевал в кулак и дважды задремал над дымящейся кружкой.
– Нет, спасибо. Обойдусь.
Сейчас бы я не рискнула сесть к нему в машину, хоть очень хотелось воспользоваться щедрым предложением. Заказывать такси в час пик равно долгому ожиданию на лавочке. И это при стремительно падающей температуре в приложении погоды, с которым я сверилась до выхода из квартиры Ивана Петровича.
– Метро не лучший способ проезда, – заметил Рудольф и зарылся носом в шарф.
– Машина тоже, пробки никто не отменял, – пожала я плечами. – Час трястись в вагоне, обнимаясь с первым встречным, или терпеть твои глупые шутки с риском застрять на дороге…
Я стрельнула в Рудольфа взглядом, но ответа не последовало. Попинав лед копытцем в ботинке, он негромко фыркнул.
– Ну, как хочешь, – махнул Морозов на прощение. – Только учти, что в метро приличные мужики встречаются раз через десять.
Моему возмущению не было предела.
Мало того что нахамил. Он еще выпятил эго впереди планеты, даже уговаривал для приличия! Олень! И это я про невесту не вспомнила, хотя на языке вертелся вопрос. Неприличный. Из тех, что не задают мужчинам и женщинам через сутки после знакомства.
Немного подумав, я отбросила подальше всякую скромность и тактичность. Раз предлагает подвезти, пусть несет меня олень по моему хотению. В гостиницу.