Побочный эффект - стр. 19

– Габриэль Кармини, тебе понятна суть обвинений?

– Невиновен.

– Да сколько угодно, – скучно отозвался полицейский. – Отвечай на мой вопрос, пожалуйста: суть обвинений ясна?

– Я не принимал участия в драке, мой господин, это подтвердят записи из зала.

– В «Дровах и спичках» нет видеокамер.

– На мне нет следов. – Кармини помялся и добавил: – Да и стар я для кабацких драк.

– Тогда что ты там делал? – поинтересовался полицейский таким тоном, будто в заведения Мили Чудес ходили исключительно ради потасовок.

– Ужинал, – с некоторым недоумением ответил Кармини.

– Искал экзотическую шлюху на ночь?

Габриэль оставил вопрос без ответа.

– В этом нет ничего постыдного. – Полицейский зевнул. – По нашим законам наказывается проститутка, а не клиент.

Однако обмануть задержанного не получилось – Кармини знал, что по местным законам наказание ждало обоих.

– Я просто ужинал, мой господин, в одиночестве.

– Нравится смотреть?

– Я только сегодня приехал в город и пошёл поесть в ближайшее заведение.

– Остановился в Миле Чудес?

– Не знал, что это запрещено.

– Ты наглый? – Однако разозлился полицейский не по-настоящему, лениво разозлился, то ли устал опрашивать участников очередной драки, то ли понял, что развести опытного задержанного на что-то серьёзное не получится.

– Нет, мой господин.

Полицейский кивнул и побарабанил пальцами по столешнице.

– Будь у меня записи, ты бы уже получил то, что заслуживаешь, ведь ты наверняка один из зачинщиков.

– Я слишком стар, мой господин…

– Заткнись!

Кармини мгновенно замолчал и даже вытянулся, кое-как изобразив стойку «смирно». Полицейскому это понравилось.

– Поскольку против тебя не выдвинуты обвинения от тех, кого ты избил, городская прокуратура готова ограничиться… – Он нажал на кнопку и чуть повысил голос: – Есть кто из прокуратуры?

– Доппель его превосходительства, господина Ахмедова, – донеслось из динамиков коммуникатора.

– Фиксируйте постановление: административный штраф за нарушение общественного порядка, плюс удвоенная сумма в благотворительный фонд полиции, плюс удвоенная сумма в благотворительный фонд прокуратуры.

– Зафиксировал, – отозвался доппель. – Клиент согласен?

Полицейский вновь посмотрел на Кармини:

– Вопросы есть?

– Что будет, если я не соглашусь?

– Пойдёшь в суд. И, скорее всего, добавится удвоенный взнос в благотворительный фонд судейской системы.

– Я согласен, – торопливо подтвердил задержанный.

– Молодец, – одобрил полицейский. – Постановление 602397 зарегистрировано, Габриэль Кармини приговаривается к административному штрафу за нарушение общественного порядка. Заплатишь сразу или будешь ждать в камере, пока кто-то внесёт деньги?

– Заплачу сразу, – решил Кармини. – Где касса?

– Тебе пришло постановление, просто поставь галочку, что согласен, и деньги спишутся автоматически.

– Зачем притащился? – грубовато поинтересовался дежурный полицейский.

– Мимо проходил, – не менее грубо ответил Иван.

– Вот и шёл бы мимо.

– Если думаешь, что мне доставляет удовольствие якшаться с вашей братией, то сильно ошибаешься.

– Что ты с нами делаешь? – нахмурился дежурный, узнавший из фразы Уварова только слова «удовольствие» и «братия».

– Не волнуйся, ничего неприличного.

Полицейские не любят биобезопасников – это аксиома. Впрочем, не только полицейские, а все люди, так или иначе связанные с охраной порядка и силовыми структурами: ни полицейские, ни военные, ни следователи, ни работники прокуратуры – никто. И дело не в том, что биобезопасникам платят больше, чем всем остальным, а в правах, которые они имеют и о которых другие службы могут только мечтать. Департамент биологической безопасности находился в привилегированном положении, при необходимости его детективы могли «привлекать», а если называть вещи своими именами – брать под командование, сотрудников любых других ведомств, что выводило сотрудников других ведомств из себя. Поэтому любой детектив Департамента тратил кучу времени и сил на то, чтобы установить хорошие или просто нормальные рабочие отношения с местными «коллегами». Уварову это удалось, полицейские его уважали, но не все, и с этим ничего нельзя было поделать.