Победитель. История русского инженера - стр. 3

Станция между Горьким и Москвой,

2 февраля 1943 года

…На перроне маленькой станции, затерянной где-то между Горьким и Москвой, было оживленно. На первом пути стоял состав из нескольких пассажирских вагонов и грузовых платформ, на которых виднелся укрытый заснеженным брезентом груз. Пассажиры состава, пользуясь стоянкой, топтались на платформе в очереди за кипятком. Чуть в стороне звучала губная гармошка, явно трофейная. Несколько бойцов в коротких полушубках лихо отплясывали под аплодисменты собравшихся зрителей.

Главный конструктор Горьковского автомобильного завода Андрей Александрович Липгарт не собирался покидать настоянную вагонную духоту. Нужно было еще раз проглядеть доклад, который он собирался сделать в наркомате. Многостраничный текст был уже перепечатан набело в заводоуправлении, и теперь Липгарт сидел над ним с красным карандашом в руках, испытывая неимоверное желание внести очередную правку прямо в машинопись. Но делать этого нельзя – текст доклада нужно оставить в наркомате. Поэтому все приходящие в голову хорошие мысли приходилось фиксировать на отдельном листе – в надежде вставить их прямо по ходу сообщения.

Вообще обычно в Москву ездили машиной и занимало это часов восемь. Но тут выпал случай «присоседиться» к специальному эшелону, шедшему в столицу. Липгарт любил сам сидеть за рулем, но на этот раз был рад случаю поехать поездом: будет время немного поработать в дороге.

С улицы кто-то постучал в окно купе. Липгарт поднял голову. Начальник КБ шасси и двигателей ГАЗа Анатолий Маврикиевич Кригер махал рукой: выходите, мол, разомнемся. В руках у него была пачка ленд-лизовских сигарет, которой он разжился у кого-то. Липгарт не курил, но сейчас почему-то решил составить коллеге компанию. Действительно, надо размяться. И он полез руками в рукава черного кожаного пальто на шерстяной подкладке, привезенного из последней командировки в Штаты. Шесть лет прошло, а помнится как теперь… Даже не верится. Где теперь эта Америка?

Крепкий морозец на перроне сразу защипал щеки. Тут же окружили и местные девчата, наперебой предлагая нехитрые тыловые разносолы военного времени – вареную картошку в чугунке, нарезанное тонкими до прозрачности ломтиками сало. Рядом, притоптывая по снегу тоненькими ботинками, дымил Кригер. Самый близкий ему человек на заводе, хоть и моложе девятью годами. Не друг, не приятель – эти слова не годились: сдержанный, суховатый Кригер ни с кем не дружил и не приятельствовал. Многие недолюбливали Анатолия за педантизм, въедливость, с которой он вникал в каждый чертеж, каждый документ (ненужную запятую тут же безжалостно черкал синим карандашом, который вечно торчал из нагрудного кармана его пиджака). Но Липгарт знал, каким добрым, душевным может быть этот высокий «человек в футляре». За десять лет знакомства они понимали друг друга не с полуслова, а с полувзгляда, хотя сходились далеко не во всем, и Липгарт к Кригеру обращался на «ты», а Кригер к Липгарту, как младший к старшему – на «вы».

– Тихо! – заорал кто-то в центре перрона сорванным голосом. – Сводка свежая!

Губная гармоника сразу стихла. Бойцы, командиры, торговки, пассажиры из очереди за кипятком – все бросились к большому репродуктору, висевшему на деревянном столбе. Липгарт и Кригер тоже потянулись в толпу.