По лезвию бритвы - стр. 35
– Никто ни о чем не узнает. Тело сожгут, а ты будешь держать рот на замке. Пройдет немного времени, и все забудется.
– Если ты считаешь, что все на этом закончилось, значит, ты такой же болван, как и все твое руководство.
– Тебе так много известно?
– Я разузнал достаточно, чтобы найти убийцу Тары, в то время как вы прохлаждались здесь, гоняя блох.
– Тогда почему бы тебе не рассказать мне в подробностях, как это произошло. Или я должен поверить, что ты слонялся без дела по задворкам Кирен-города и случайно наткнулся на человека, виновного в смерти ребенка, тело которого ты обнаружил два дня назад?
– Нет, Криспин, разве не ясно, что я вычислил его? Не думал, что тебе, агенту элитного сыскного подразделения, надо все объяснять на пальцах, как глупенькому мальчику.
Верхняя губа Криспина скривилась.
– Я же сказал тебе не искать убийцу.
– Я решил не следовать твоему совету.
– Это был не совет, а распоряжение законного и полномочного представителя Короны.
– Твои распоряжения мало что значили для меня, когда я служил агентом, и последние полдесятка лет не подвигли меня на то, чтобы придавать им больше значения.
Криспин перегнулся через стол и ударил меня в скулу, довольно небрежно, но достаточно сильно, так что я едва удержал равновесие. Черт возьми, у этого человека еще оставалась былая сноровка.
Я облизал языком расшатавшийся зуб, смягчая боль и надеясь, что не потеряю его.
– Пошел ты. Я ведь тебе ничего не должен.
– Я потратил сорок пять минут на то, чтобы убедить капитана не отдавать тебя в руки Особого отдела. Если бы не я, сейчас тебя уже расчленяли бы скальпелем. – Неловкая ухмылка закралась ему на лицо. По природе своей Криспин не находил удовольствия в чужих несчастьях. – Знаешь, как жаждут эти животные вернуть тебя под свою опеку?
«Просто мечтают об этом», – вообразил я. Некоторое время перед уходом с агентской службы я работал в Особом отделе – подразделении для решения задач, лежащих за пределами обычной правовой практики. Выходное пособие для его служащих обычно состоит из насильственной смерти и безымянной могилы, так что избежание сей несчастливой доли означало нечто большее, чем простое везение, на которое здравомыслящий человек не может рассчитывать дважды. Я был в долгу перед Криспином за свое спасение, и даже моего сверхразвитого чувства неблагодарности было недостаточно, чтобы отрицать это.
Вытащив из-под плаща листок бумаги, Криспин перекинул его мне через стол.
– Твои показания. Запрещенные товары, найденные на месте преступления, предположительно принадлежат убитому Чжану Цзу и будут уничтожены в соответствии с законом.
Все верно. Похоже, нашли мою сумку. Теперь я должен был Криспину и за это. Дури на десять золотых хватило бы, чтобы упечь меня на пять лет в трудовой лагерь, а это на целых три года больше обычного срока, который протягивают там заключенные.
– Поставь свою подпись внизу, – велел Криспин.
Я немного помедлил, растирая запястья, чтобы восстановить кровообращение.
– Рад, что дело завершено, правосудие свершилось, справедливость торжествует и все такое.
– Я не в большем восторге, чем ты. Если бы все зависело от меня, мы бы перевернули дом киренца вверх дном и приложили бы все силы, чтобы исследовать твою историю. Это… – Он горько покачал головой, и я вновь увидел в нем того юношу, которого повстречал десять лет назад, когда он представлял свою службу Короне высоким служением и надеялся на то, что всякое живущее на свете зло можно победить крепкой рукой добродетельного человека. – Это не правосудие.