По грехам нашим - стр. 5
Настроение было тяжелое не только от дум о близком будущем, но и потому, что не отдохнул, не спал, заниматься казёнными делами не было желания. Пригласил помощника, сказал, что отлучится в больницу, совещание просил провести без него, определил, какое следует принять решение, других срочных дел не было.
Оставшись один, собрал в портфель некоторые бумаги – посмотреть дома – и позвонил, чтобы подали машину…
– Куда? – как обычно, спросил шофёр. Щербатов неопределённо махнул рукой, и это значило: домой. И уже совсем неожиданно, наверное, посреди пути он сказал:
– Давай проведаем эту женщину с костылями – запомнил ли улицу?
– Делать нечего, – с усмешкой отозвался Сергей, и на первом же перекрёстке свернул направо.
По-хозяйски спустился в полуподвал, на долю времени прикрыв глаза, помедлил перед дверью: электрического звонка не было, и он согнутыми перстами стукнул в дверь.
– Входите! Открыто! – отозвалась Наташа.
И он вошёл.
На этот раз комната ярко была освещена электрическим светом, так что Щербатов невольно на мгновенье прикрыл глаза, на что Наташа коротко засмеялась:
– Это, Пётр Константинович, вместо солнца: светит, но не греет!.. Здравствуйте… – И тотчас смутилась: костыли стояли возле двери, без них же она передвигалась по комнате со стулом.
– Здравствуйте, Наташа… Я же говорил вам: приеду пить чай.
– Не подумала, что вы такой обязательный человек… Плащик и шляпу можно на вешалку.
И пока отвернувшись Щербатов общался с вешалкой, она кое-как допрыгала до костылей, говоря что-то несвязное.
При ярком освещении он лучше рассмотрел «подземелье» – обе стороны комнаты, и был удивлён приспосабливаемостью человека к нечеловеческим условиям. В комнате всё необходимое было компактно – он так и подумал: «компактно»! – размещено. Окно занавешено, понятно, мало удовольствия смотреть на ноги прохожих. Разделяющая занавеска – не просто занавеска – их две: с одной стороны прикрыт стеллажек с книгами, с другой – несколько полок для нужд пожилой матери, которая, впрочем, и вела домашнее хозяйство.
Столик возле изголовья Наташи ломберный – разложен. Книги, бумага на столике – чем-то занята. Возле кроватей с обеих сторон под ногами коврики, на стенах тоже дешёвенькие ковры. Но наиболее поразили в углах и справа, и слева иконы над изголовьем с лампадами.
«Закономерная дремучесть», – подумал Щербатов, переводя взгляд на хозяйку.
Наташа уже налила в чайник воды, включила его. Поставила на стол темно-синие чайные чашки на блюдцах с азиатской расцветкой, засыпала чай в заварной чайник, выставила банку меда, сухое печенье, карамель, сахар. Столик с левой стороны оказался небольшим бесшумным холодильником, из которого Наташа и достала нераспечатанную брынзу и нарезанный белый батон под скрепкой.
– А вы что стоите, присаживайтесь к столу…
– Смотрю вот: помочь бы надо, но ведь только мешать стану.
– Какая тут помощь! Не пельмени же лепить, а воду жарить.
Шумно прокипел чайник. Щёлкнул выключатель. Заварили чай.
– Ну вот, минуту-две повременим – чай готов, – без смущенья доложила Наташа, присаживаясь к столу напротив.
– Неприлично тотчас и с вопросами, но скажите, что с вашей ногой?
– Что тут неприличного!.. Сбил лихач на машине. Ладно хоть ногу переломил, а не позвоночник.
– Задержали?
– Куда там! Никто и не попытался – укатил. Скорую вызвали – и то хорошо. Ничего, как-нибудь. Только вот болит, спать не даёт. Обезболивающих не выписывают, а в аптеке не дают без рецепта…