По дорогам Империи - стр. 44
Инала, ахнув, захлопотала с посудой, откуда-то у печи появилась Доня, принялась споро помогать, не приближаясь к столу. Юр переводил взгляд с сына на дочь молча, но шквал эмоций на лице мужчины говорил громче голоса.
Плошки с горячей похлёбкой совсем не аппетитно дымили перед детьми, испуская резкий, дурманящий запах. Те сидели неподвижно, взирая то на странное варево, то на старших, уже больше с любопытством, нежели со страхом быть наказанными. Такой еды они ранее никогда не видели и не ожидали.
– Ешьте, ешьте, – предложил с нажимом в голосе Лют, внимательно следя за каждым движением детей.
Сава и Юр заметно напряглись, а Доня, вцепившись в мать и замерев, глядела во все глазища, со страхом чего-то ожидая, так же, как и сама Инала.
Дети переглянулись, медленно взяли со стола ложки, по куску лепёшек и нерешительно приступили к трапезе, косясь на взрослых, но после пробы варева их жуть как перекосило, аппетит пропал окончательно.
Вкус оказался под стать запаху, кислый, с горьким послевкусием.
Доня тонко затянула на одной ноте, как собачка, ещё сильнее вцепившись в мать.
– Цыц! – рявкнул дед, не поворачиваясь в ту сторону и пуще прежнего сверля глазами троих едоков.
Дети кривились, но глядя на реакцию родителей, продолжали есть, инстинктивно понимая, что если не станут, то случится что-то очень плохое. Кривились, давились, но доели всё до дна.
– Спасибо, мама, – сказал Калин, первым окончив ужин.
– Спасибо, – закончил Митёк.
– Спасибо, мама, – еле выдавила из себя Анята, с трудом проглотив последнюю ложку варева.
Губы деда разъехались в улыбке, Юр облегчённо выдохнул, блеснув слезой. Лют, наконец, отпустил Саву.
– Сынок! Сыночек! – заголосила Инала. – Родненький! – бросилась она к детям. – Анята, милая моя, кровиночка, – причитала женщина, ощупывая, приглаживая, обцеловывая обоих своих детей и даже Митька за компанию.
Доня смеялась, умываясь слезами, и только Сава как-то странно посмотрел на своего сына и поднялся с лавки.
– Сиди пока, – остановил его Лют, – мы говорить ещё будем. – Ну, всё, хорош, хорош тут сырость разводить, Инала. Давай-ка, доча, накрывай на стол нормально, по-человечески, да выпить нам чего поставь, сегодня можно.
– Угу, – кивнул счастливый Юр, трепля сына по макушке, – даже нужно дюже…
***
Берегиня Лудунь лунная. Если ты не человек, а дух дурной, призрак или какая другая нечисть в человеческом обличье, то варево из этой травы есть ни за что не станешь, потому как по поверью – это верный яд для любой нечисти, похлеще святой воды будет. Пучки этой травы клали под каждым порогом, но особо сильную нежить это могло и не остановить, а вот похлёбка… Вот все и ждали – съедят дети это варево или нет. Ждали не просто так, а готовые к отражению атаки со стороны демонов, до смерти их или своей.
Так объяснил Лют детям, когда Калин спросил, чем это таким весёленьким их накормили, и не грозит ли это бессонной ночью в нужнике. Правда насчёт нужника дед ответил вскользь, двояко отшутившись.
– Отец, я оставил на столе записку о том, куда и почему мы ушли. Я ждал, что ты отправишься вслед. Почему не пришёл?
Юр покосился на Аняту.
– А молоко кто оставил на столе?
– Ой, – взвилась девчонка, – я, видать, позабыла убрать второпях. Что, скисло?
– Нет, доча, не скисло. Не успело. Мрякулу спасибо скажи и за молоко, и за записку вашу. Перевернул он кувшин да лапами своими истоптал всё. Как ты, сынок, говоришь – «и всё, пишите письма мелким подчерком?». Вот только «… ушли в» и осталось. Мы с дедом и Савой три дня по лесам шастали, да соседи помогали – кликали, искали вас, а на четвёртый, на рассвете, пришла Взора да сказала, что видение ей было ночью, как погибли вы.