Плохой. Сердце вдребезги - стр. 28

— Я не…

— Заткнись, — прошипел он и нажал с силой на мой подбородок так, что я охнула и замолчала. — Ничего не хочу слышать об этом.

Что он вытворяет?

Нет, этого Назара я вовсе не знаю.

Чужой, жестокий, бездушный…

Он прав: больше это не тот Назар, которого я знала и любила.

От него осталась лишь усовершенствованная временем оболочка.

И снова эти обвинения, от которых болезненный ком мигом собрался в горле…

Я ни в чем перед ним не виновата! Он даже до конца не знает, что случилось на самом деле — меня саму обманули и использовали… Обидели.

Я пострадала больше, и пострадала из-за него же!

А он винит во всём меня и даже слова вставить не даёт.

Обида рвала душу даже спустя годы…

Ну за что он так жесток со мной, и несправедлив?

Если бы он только знал всю правду…

Но он, как всегда, ничего не хочет слышать и знать!

— Слушай и не перебивай меня, — сказал он, почти собирая дыхание с моих губ своими. Я еле могла дышать, через раз выходило. Всё тело словно одревенело. Я ощущала запах его тела, тепло, аромат парфюма, и просто сходила с ума. Он уже не тот, но фантомы прошлого снова слетелись и закружили надо мной будто стервятники, которые пришли выдрать моё сердце и окончательно лишить рассудка. — Трудовую я тебе отдам. Но имей в виду — никакой другой работы ты в нашем городе не найдешь. Можешь уехать — вали отсюда в другой регион. Не можешь — тогда иди мыть подъезды. Ни в какое более менее приличное место не возьмут тебя — я уж постараюсь.

По моей щеке сбежала слеза.

Обиды, жалости к себе, чувства несправедливости.

Он может всё. А я — ничего. И ничего ответить ему не смогу.

Он знает, как я жила, что я пережила, что у меня на руках маленькая дочь.

Но ему совершенно плевать и на мою судьбу, и на моего ребёнка…

— За что? — спросила я. Хоть какая-то логика в поступках Назара быть должна?

— За то, — жестко ответил он мне и внезапно накрыл мои губы своими.

Нет, он не целовал их.

Он их брал, кусал, использовал…

Он словно наказывал меня за собственную боль.

О да — это даже было больно, периодами я тихо охала.

Не знала, что поцелуй может быть вот таким: горьким, жестоким, грубым…

Единственный мужчина, который ко мне прикасался и целовал меня — Назар.

Но теперь это был совершенно другой период жизни, другой мужчина и совсем другие поцелуи…

24. 23.

Какое-то время я не могла пошевелиться от шока и неожиданности.

Затем нашла в себе силы упереться ладонями ему в грудь и оттолкнуть от себя.

Поцелуй оборвался.

Мы оба тяжело дышали.

Назар смотрел на меня, я чувствовала.

Я на него не смотрела. Просто не могла.

Вперила невидящий взгляд в стенку напротив себя.

— Не прикасайся ко мне, — прошипела я. Ненависть и злость рвали меня на части изнутри. Впервые мне реально хотелось бить человека. — Как тебе такое в голову пришло?

— Раньше тебе это нравилось, — усмехнулся он и провёл большим пальцем по моей ставшей влажной от поцелуев нижней губе.

— Это было давно, — отвернулась я от его ласки и надавила на руку, чтобы он её от меня убрал. — В прошлой жизни, когда я была круглой дурой! Забудь об этом и никогда больше не напоминай!

— Ты была дурой? — изогнул он одну бровь. — По-моему, это ты из меня барана тогда сделала. Точнее, оленя — с рогами.

— Ничего я не делала. Ясно тебе, придурок? Ты всё просрал зря! — заявила я в порыве ярости.