Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки - стр. 21

― Откуда мне знать. Ты так старательно угрожаешь, что выводы напрашиваются сами собой.

― Дура. Я не угрожаю, а предупреждаю. Угрожать тебе будут другие, ― в один присест доедаю хот-дог, комкая салфетку. ― И будет тебе известно, я в жизнь руку на девку не поднимал. Хотя порой очень хотелось. Даже не представляешь: насколько хотелось.

Мать по синьке частенько так и нарывается, однако внутренние стопы еще работают. Обычно считаю до десяти и ухожу, чтоб не сорваться. Пусть ее батя лупит за пьяный дебош и раздвинутые перед другими ноги.

― Что ж… ― разглядывая свою толком так и не тронутую «горячую собаку», задумчиво пожимает плечами Чижова. ― Новость радует. Значит ли это, что рядом с тобой я могу не опасаться за свою безопасность?

― А что, страшно? Боишься меня?

― Нет. Не боюсь. Я же вроде не даю повода провоцировать тебя на агрессию.

― Тут ты права. Больше скажу, ты меня даже почти не бесишь. В отличие от других.

Выходим с цветущей аллеи на центральную набережную, огороженную бетонным, но косящим под мрамор заборчиком.

Вокруг ни души: так, пройдет только мимо редкий прохожий. Общее скопление ночных компаний расположено дальше. Там, где начинается зона кафешек и баров.

― Не пробовал быть проще? Смотреть на мир под другим углом?

― Это как? Раком встав? Не, не приходилось. Я как-то больше других обычно нагибаю. Ни одна, кстати, еще не жаловалась.

Скабрезная шутейка остается неоцененной.

― Я не об этом. Что ты видишь?

― Где?

― Вокруг.

― Человеческое свинство, ― для наглядности пинаю обертку от мороженного, валяющуюся на земле. Чтоб тоже заценила.

― А еще?

Вот прикопалась.

― Окурки, плевки, выщербленную плитку.

― И все?

― Это допрос?

― Нет. Это диалог. А хочешь знать, что вижу я?

― Ну.

― Пальмы. Пляж. Загорающиеся звезды. Убывающую луну, отражающуюся в море. Накатывающие волны. Пирс.

Хрена завернула. Поэтесса.

― Ты под ноги посмотри. Бычков-то, бычков неужто не видишь?

― А я туда не смотрю. Зачем, когда можно любоваться чем-то более приятным?

― Удивительно трогательная философия. Пробрало до глубины души, честно-честно. А мораль-то какая?

Чижова сердито надувает щеки. Смешная. Пожамкать за них, что ль?

― Хочешь быть циником, твое право. Я лишь пытаюсь сказать, что мы можем выбирать: что нам видеть. Но ты сам предпочитаешь смотреть именно на окурки.

― Куда уж мне до твоей романтичной натуры-то. Я тебя удивлю, но есть люди и более приземленные. Если видим вонючие контейнеры, в которых копается бомж ― не ищем рядом ромашек.

― А ты попробуй.

― А давай ты? Хочешь, устрою экскурсию? Вдоль одного зассанного забора до другого. Заплеванного и десять раз перекрашенного, потому что юные дарования считают своим святым долгом поматериться на нем.

― Видишь, вот и всплывают детали.

― Ага. Одна другой краше.

Тема с бомжами сама собой исчерпывается. Правда открывается новая.

― Мой папа из кожи вон лез ради мечты. Понабрал кредитов, когда отель приносил убыток, а квартиру, в которой я родилась и выросла, было решено продать, вложив все деньги в бизнес. Рисковый шаг, который себя, к счастью, оправдал.

Надо же. Сколько подробностей.

― И к чему мне твоя биография?

― Просто рассказываю. Чтобы ты не был предвзятым.

― В смысле?

― Ты же не очень жалуешь… таких как я.

― Чрезмерно любопытных?

― Финансово обеспеченных.

Во завернула.