Пленница тирана. часть 2. - стр. 10
А после – почти падает на меня, не в силах оторваться, и его рваное дыхание сливается с моим, - безумным, жадным, таким же рваным.
Смотрим друг на друга, - не в силах отдышаться, слыша, как два сердца сбиваются, стуча оглушительно и в унисон.
Странное, безумное ощущение, - все наше сейчас сливается. Дыхание, запах, пот, безумие… Странное слияние с чужим, совсем чужим мне человеком…
- Как тебя зовут, Фиалка? – кажется, проходит вечность, прежде, чем наше дыхание выравнивается и успокаивается галоп сердец.
- Вера, - выдыхаю, все еще не пришедшая в себя, еще пьяная, раскрывая губы под водящими по ним его пальцами.
- Вера, - кивает, не отводя от меня взгляда.
И, - миг, - вдруг теряется ощущение тепла и тяжести чужого тела.
Непонимающе хлопаю ресницами, - а он уже стоит рядом с постелью, ко мне – спиной.
- Мне пора, дела, - бросает, не оборачиваясь, отодвигая какие-то ящички в столе. – Можешь пока остаться. Принять здесь душ.
Молча, как под все еще не прошедшим, не отпустившим, гипнозом, смотрю ему в спину, - до тех пор пока за ним не захлопывается дверь душевой и не раздается звук льющейся воды. А после тихо соскальзываю с постели, подбираю с пола свою одежду, напяливаю через голову платье, накидываю кардиган.
И почему-то крадусь по коридору обратно к себе в подвал. Почему-то очень желая, чтобы мне сейчас никто не повстречался.
Добираюсь до своей конуры, - и ничего не чувствую.
Ни рассветной прохлады, ни камушков под босыми ногами, - ничего.
Прижимаюсь лбом к холодной каменной стенке, - а все равно, не остываю, не успокаиваюсь.
И шатаюсь, как пьяная, и перед глазами все так же, как в опьянении, плывет, - шкаф, постель, окошко с решеткой, стены… И лихорадочно стучит сердце, будто разрывая меня изнутри, ребра проламывая.
Как вязкая патока – отголосок дикого, странного, жарко горящего еще во мне насладжения, - порочного, запретного, неправильного, - но от него до сих пор все вспыхивает внутри и дрожит, и ноги подкашиваются.
И он – такой непроницаемый, непробиваемый, ледяной, каменный, как скала, - и эта его страсть дикая, что в глазах утром пылала, и нежность, - неописуемая, невозможная, с хрипами от того, что усилия безумные прилагает, чтоб сдерживаться, - все смешивается, все это бурлит внутри, все до сих пор настолько невероятно, что сама всему не верю…
Руки – под ледяную воду, - и к щекам. Прижимаю, - а отрезветь от всего не могу.
Как же странно, - перевернуто все, перекручено, вывернуто хуже, чем наизнанку, - до мяса какого-то уродливого вывернуто, - те, кому доверяла, такой подлостью пропитаны оказались, а ведь я бы за них, не задумываясь, жизнь бы отдала, за обоих… А они – убили…
Тот, кого ненавидеть каждой клеточкой и в ужасе отшатываться должна, - вот так… Оживил, - и будто жизнь в меня заново влил. Будто душу вдохнул, - но душа пока не моей, чужой чьей-то кажется, - и не знаю, не понимаю, что испытываю сейчас к нему. И к себе, пришедшей в ту его комнату. А ведь – действительно, сама пришла…
Все смешалось в какое-то адское варево, где ничего не разобрать, - кто враг, кто друг, и, - предала ли я сама себя? Собой ли осталась или с этой ночи сама себе врагом и стала?
Не понимаю, - и только сердце снова и снова пропускает удар за ударом, как только его образ передо мной, перед взором мысленным встает, - напряженное лицо его, пульсирующая жилка и… Невероятная нежность, - от такого, как он – немыслимая…