Племя Майи - стр. 18
Литургия начиналась в восемь утра, значит, прощание с Ивановым пройдет сразу после нее. Я постояла у порога еще несколько минут, разглядывая массивные двери, и только потом направилась к машине.
Когда автомобиль был отогнан во двор, а я сама улеглась в постель, накатило волнение, такое, которое приходит перед экзаменом, собеседованием или важным разговором, от которого зависит больше, чем хочется признать. Казалось бы, мне не о чем беспокоиться. И все же, появление в моей жизни отца, пусть и посмертное, не на шутку меня озадачило.
Я смотрела в сторону окна, которое успела занавесить на ночь, и пыталась представить себе завтрашний день в деталях. Мысленно я уже покидала кладбище, ощущая под ногами вязкую почву, когда позвонила мама.
Ее интересовало, стоит ли ждать меня на даче. Я быстро сочинила что-то неубедительное: про занятость, срочные дела, планы, – и, не желая вдаваться в несуществующие подробности, поспешно попрощалась. Однако, едва палец нажал на отбой, меня охватило беспокойство: а что, если мама тоже хотела бы проводить моего отца в последний путь? Может быть, для нее это тоже что-то значит? Возможно, следовало сказать ей правду о том, где я нахожусь и по какому поводу.
С другой стороны, она сама все эти годы внушала мне, что нерадивый папаша – чужой ей человек, имени которого она даже не помнит. Тогда совершенно нет повода думать, что прощание с ним ей может быть важно.
Однако если предположить, что о моем появлении на свет он узнал именно от нее и они сохраняли общение все эти годы, то как будто бы они становятся друг другу не такими уж и чужими. Но откуда об этом знать мне? Ни он, ни она не потрудились поставить меня в известность о своем общении. В таком случае какой с меня может быть спрос?
Занятая размышлениями о маме, я отвлеклась от попыток представить грядущий день, а вскоре и вовсе заснула.
Будильник разбудил меня в восемь, и я отправилась в душ. Там, под струями теплой воды, непрошеные мысли вернулись вновь. Я понятия не имела, кто соберется на похоронах Иванова. О каких таких родственниках упоминал нотариус, тоже не удосужилась спросить. Тем более не знала, известно ли им о моем существовании.
Когда эта мысль окончательно прорезалась через утреннюю апатию, меня охватила настоящая паника: я ведь совсем не подготовилась к предстоящему мероприятию. Хотят ли меня там видеть? Должна ли я буду выразить соболезнования, представиться?
Спешно вытершись потускневшим от многочисленных стирок полотенцем, я бросилась к телефону и только тогда сообразила, что общение со мной утром выходного дня вряд ли входит в планы Громова. Да и вообще, человек, вероятнее всего, еще спит. Проверять я не стала, лишь снова принялась корить себя за то, что, ошарашенная новостями, совсем не потрудилась узнать детали. С другой стороны, Петр Евгеньевич подчеркнул, что с Ивановым они были едва знакомы. Никакой гарантии, что он смог бы внести ясность, не было.
В стоимость номера входил завтрак, администратор даже предлагала мне организовать его с доставкой в номер – это входило в стоимость люкса, но вчера я от этой опции отказалась. Сегодня я и вовсе думала, что могу не завтракать в принципе. Напомнив себе, что последний раз на похоронах я была лет двадцать назад, когда не стало дедушки, и все это казалось ритуалом взрослых, совершенно непонятно, как для меня пройдет это мероприятие, я приняла-таки решение спуститься и перекусить. Не хватало еще свалиться в обморок в присутствии незнакомых людей: никакой уверенности, что успеют поймать. Не лучший способ заявить о себе на похоронах.