Письмо в завтра - стр. 12
– Помнишь, как ты говорил, что мы как код? – спросил он вместо этого, цепляясь за их старую шутку. – Что нас можно взломать и переписать?
Дима нахмурился, потирая висок, словно пытался что-то выудить из памяти.
– Говорил? – переспросил он. – Может быть. Не помню. Звучит как я, правда?
Михаил кивнул, но внутри него что-то оборвалось. Это было не просто «может быть». Это было вчера, это было их. А теперь Дима смотрел на него с лёгкой улыбкой, не подозревая, что часть его самого исчезла. Трещина в реальности стала шире, и Михаил чувствовал, как она тянет его вниз. Он оглянулся, ища глазами что-то, способное вернуть ему равновесие, но увидел только толпу – безликую, движущуюся по кругу, как механизм без цели.
– Ты забыл, – тихо сказал он, больше себе, чем Диме. – Ты забыл меня.
– Что? – Дима прищурился, шагнув ближе. – Миш, ты чего? Я тут, с тобой. Не выдумывай.
Но Михаил уже не слушал. Он смотрел мимо друга, на стеклянные двери в конце зала, где отражались сотни лиц – и ни одного настоящего. Память была их связью, их якорем, а теперь она растворялась, как дым в ветре. Он вспомнил строки письма: «Избегай тех, кто стирает память о будущем». Но что, если они стирают и настоящее? Что, если Дима – только первый, а за ним исчезнут все, кого он знает?
Он отвернулся, чувствуя, как гнев смешивается с тревогой, образуя горький ком в горле. Письмо было не просто находкой – оно было зеркалом, показывающим, как хрупок их мир. И если он не найдёт способ остановить это, то скоро сам станет отражением – пустым, как идущие вокруг него.
– Пойдём, – бросил он, не глядя на Диму, и зашагал к выходу. Но каждый шаг казался ему тяжелее, чем предыдущий, потому что теперь он знал: трещины в реальности были не только вокруг, но и внутри него. И они росли.
Михаил шёл к стеклянным дверям, но каждый шаг казался ему шагом в пустоту. Толпа вокруг гудела, как рой, но он слышал только тишину, спрятавшуюся за их голосами, за их смехом, за их ничего не значащими словами. Дима шагал рядом, болтая о чём-то – о коде, о лекциях, о том, как Левин опять заснул на своём стуле, – но Михаил не вслушивался. Слова друга звучали как эхо, далёкое и чужое, словно доносились через толстое стекло. Он украдкой бросил взгляд на Диму, ища в его лице знакомые черты – кривую ухмылку, искры в глазах, – но видел только оболочку, из которой что-то вынули.
– Ты меня слушаешь вообще? – Дима хлопнул его по плечу, и Михаил вздрогнул, как от удара тока.
– Да, – соврал он, заставляя себя улыбнуться. – Левин, код… Всё как обычно.
– Не как обычно, – Дима остановился, глядя на него с лёгким прищуром. – Ты какой-то… другой сегодня. Что с тобой, Миш?
Михаил отвёл взгляд, чувствуя, как письмо в кармане становится тяжелее, как будто впитывало его тревогу. Он хотел сказать правду – выложить всё, от архива до маски в коридоре, – но страх сковал язык.
– Просто устал, – ответил он наконец, и голос его прозвучал глухо, как из-под земли. – Архив вымотал.
– Архив? – Дима хмыкнул, но в его смехе не было прежней лёгкости. – Ты и правда спятил на своих пыльных ящиках. Может, тебе отдохнуть?
Михаил кивнул, но отдых был последним, о чём он думал. Он смотрел на Диму и видел, как трещина в реальности растёт – невидимая, но ощутимая, как холодный ветер, пробиравшийся под кожу. Дима был здесь, рядом, но уже не совсем тот, кем был вчера. И эта мысль – что он теряет друга, даже не успев понять, как – резала глубже, чем страх перед «Газом».