Письма в тишину - стр. 1
Глава 1. Память в каждом шаге.
Валентина снова проплакала всю ночь.
Слёзы начали подступать ещё с вечера, когда небо за окном медленно темнело, а тени в комнате становились длиннее, будто сама ночь растягивала пальцы, чтобы дотронуться до её сердца. Она не хотела плакать – сколько можно? Сколько ещё можно рыдать в подушку, пока та не станет сырой и холодной, как будто сама пропиталась её болью?
Сначала она просто лежала, не двигаясь, уставившись в потолок. Мысли бились в голове, как птицы в клетке: рваные, бессмысленные, отчаянные. Почему всё так вышло? Где она свернула не туда? Она снова перебирала события последних недель, будто от этого что-то могло измениться. Отчётливо всплывали в памяти взгляды, слова, жесты – каждый словно маленький укол под кожу.
Валя крепко зажмурила глаза, надеясь, что темнота поглотит всё: и боль, и обиду, и воспоминания. Но вместо этого пришли слёзы. Сначала тихо, медленно, как весенний дождь – редкими каплями, что щекочут кожу. А потом – потоком. Захлёбываясь, всхлипывая, она сжалась в комок, обхватив себя руками, будто пытаясь удержать что-то внутри, не дать душе вывалиться наружу.
«Почему я такая слабая?» – пронеслось в сознании. «Почему каждую ночь всё по новой? Разве я не должна быть сильной?» Но эти слова внутри не давали утешения, только усиливали внутренний крик, заглушенный одеялом и сжатыми губами.
Комната вокруг казалась чужой. Всё – мебель, обои, даже фотографии на стенах – казалось, отвернулось от неё, стало безразличным. Сердце билось где-то глубоко в груди, глухо и тяжело как молот.
В какой-то момент она перестала понимать, плачет ли она от грусти или от усталости. Плакать всю ночь – это словно идти по песку босиком, без конца, без цели, пока не сотрёшь ноги в кровь. А потом снова встать утром и делать вид, что ничего не случилось. Надеть лицо. Причесаться. Улыбнуться.
А ночь всё помнит. И подушка всё знает.
И вот снова утро. Глаза опухшие, тело выжато как лимон. Но она встаёт. Потому что надо. Потому что никто не должен знать. Потому что, может быть, однажды слёзы иссякнут. А может, и нет.
Она не верила, что его больше нет.
Эта мысль – чужая, жгущая, как ледяной ожог – никак не укладывалась в голове. Каждый раз, когда она просыпалась, сердце выстреливало в грудной клетке с той же тупой болью:
«Как будто всё это не по-настоящему. Как будто вот сейчас – он зайдёт в комнату, улыбнётся, скажет что-нибудь глупое, и всё станет, как было…» Но проходили минуты, часы, дни – и он не заходил. Никогда больше.
Её мир, который раньше был тёплым, живым, наполненным его голосом, жестами, запахом утреннего кофе и шуршанием страниц, – теперь казался картонным, плоским, будто выцветшей фотографией, оставшейся под солнцем слишком надолго. Всё стало черно-белым. Даже звуки вокруг потеряли глубину. Люди что-то говорили, улица шумела, чайник кипел – но до неё это не доходило.
Она смотрела в окно и не видела ничего, кроме пустоты. Ветра, который гонит пыль по асфальту. Случайной прохожей, что поправляет шарф. Собаки, перебегающей дорогу. Всё это было – но казалось ненастоящим. Ненужным. Неважным.
«Как всё могло так измениться? Как может один человек уйти – и унести с собой весь смысл?» – думала она, уставившись в чашку, в которой давно остыл чай.
Её пальцы лежали на коленях, тонкие, безжизненные, словно чужие. Она даже не замечала, что сжимает ладони так сильно, что ногти впиваются в кожу. Это не больно. Боль теперь жила в другом месте – где-то глубже, за пределами тела.
«Я не готова была тебя отпустить. Не сейчас. Не так. Я ведь даже не успела сказать тебе то главное, что носила в себе столько лет. Ты всегда торопился, а теперь я осталась с этой медленной, вязкой вечностью, без тебя.»
Она обхватила себя руками, как будто это могло согреть. Но тепло не приходило. Её сердце стало заледеневшим, и никто не мог растопить его.
Она не плакала. Плакать – значит выпустить наружу то, что болит. А у неё всё застряло внутри, как чёрная глыба, немая, тяжёлая, неподъёмная.
«Ты обещал быть рядом. Навсегда. А теперь я сижу здесь одна и слышу только своё дыхание. Как мне жить в этом "навсегда" без тебя?»
Время шло. Но для неё оно остановилось.
В комнате было темно. Тьма казалась густой, вязкой, будто её можно было зачерпнуть ладонью. Плотные шторы были плотно задёрнуты, не пропуская ни единого луча утреннего света. Воздух стоял тяжёлый, спертый, наполненный невыносимой тишиной. Всё внутри, и комната, и сама Валентина, застыло в каком-то безвременье, где ни прошлое, ни будущее не имели значения.
Она лежала на кровати, не шевелясь, с открытыми глазами, уставившись в потолок. Глаза жгло – не от слёз, они давно высохли, – а от бессонницы и пустоты. Мысли были вязкими, как грязь, и с трудом пробивались сквозь её сознание.
И вдруг – поворот ключа.
Тихий, еле различимый щелчок, и скрип замка.