Письма Уильяма Берроуза - стр. 40

Если говорить об отъезде из Мексики, то здесь все зависит от бабок. Никакой бизнес наладить не получается, так что сваливаю на юг. В Штаты хрен вернусь. От Малыша Джека ни слуху ни духу, а вот Боб Б[ранденберг] письмецо чиркнул – насчет одного дельца, в котором все расходы и риски на мне. Письмо я убрал к прочим бумагам с пометкой «Забыть». Нью – Йорк в списке моих клиентов не значится. Американскую сторону границы я no sabe.

Спроси, пожалуйста, у Люсьена, получил он ту главу или нет. Я сам дописываю мексиканскую часть[128] для своего романа. В планах есть еще изменения: например, убрать всякую теорию, не имеющую прямого отношения к сюжету. Вырежу и все упоминания о Райхе. […] Хэл Чейз в Салина – Круз якобы строит лодку с золотистыми парусами, в тон своим волосам. Тошнотина, фу. Но чем скорей он отчалит в закат, тем лучше. Ты сам догадался, наверное: Хэл мне разонравился.

Джоан передает тебе привет. Напиши поскорее.

Всегда твой,

Билл

Аллену Гинзбергу

Мехико,

Керрада-де – Меделин, 37

5 мая 1951 г.

Дорогой Аллен!

Спасибо за то, что помогаешь с книгой. Собираюсь дописать новую версию романа, из которой Райха исключу полностью. Мексиканская часть «Джанка» еще не готова. Ох, и намучаюсь с ней – там есть секс, его описывать труднее всего.

С джанком я завязал, причем завязал, живя на улице, где вмазываться можно когда и сколько угодно: доктора соблазняли бесплатными рецептами, а барыги совали ширево в окна и щель под дверью.

В общем, завязал я железно и снова сесть на иглу не получится. Даже если захочу. Когда бросаешь ширяться по собственной воле, к наркотику не возвращаешься. (Раз в неделю покуриваю О. От ширева он отличается: пользы больше. Риск привыкания почти никакой.)

Скажи на милость, с чего ты взял, будто в романе я «оправдываю себя и свою пагубную привычку»? Никого и ничего я не оправдываю. Моя книга – самый точный отчет о переживании кошмара наркозависимости из всех, что я видел. Ни оправданий, ни запугиваний, ничего в таком духе, только голая исповедь наркомана. Вроде доклада о путешествии. Начинается роман с моего первого знакомства с джанком и заканчивается моментом, когда наркотики я больше принимать не могу. Всю теорию, без которой можно обойтись, вычеркну, ограничусь прямым повествованием. Говорю тебе, нет в романе никаких оправданий. Где ты их откопал? В Мексике понятие «оправдания» бессмысленно! Хотя куда тебе знать, ты в Штатах живешь.

Какого хрена было напоминать, что когда-то мне в голову взбрело пострелять копов! Удивляюсь тебе. Припомнил ты это так, словно руки у меня до сих пор чешутся. Кто вообще додумается стрелять мексиканских легавых?! С тем же успехом можно отстреливать лифтеров в гостиницах. В Мексике копы – не символ власти. Но не для тех, кто безнадежно туп и закован в броню. Живя в Мексике, полностью расслабляешься, в смысле перестаешь отгораживаться от других.

Еще кое-что: в колледже со мной учатся студенты, которым неплохо удается писать на продажу. Хочу скорешиться с кем-нибудь из них, пусть отредактируют мой роман, придадут ему товарный вид. Вряд ли я сам сумею выдать нечто, способное продаваться.

Месяц не просыхал и чуть не помер от уремического отравления. Помнишь, как я раньше синячил, по три «мартини» после обеда, не больше? Сейчас я такой же калдырь. Если говорить о разнице между копами нашими и вашими, то вот пример: как-то в баре я разосрался с одним мужиком и направил на него пушку. Коп схватил меня за руку. Я возмущаюсь, говорю: «Че ты лезешь?!» Упираю ствол ему в пузо, и тут меня за локоточек придерживает бармен. Коп берет меня за свободную руку, вежливо так произносит: «Vаmonos, Seсor»