Письма Уильяма Берроуза - стр. 15
В финальном послании Гинзбергу он пишет о создании «нового метода письма» – «нарезок», которые станут прототипом для целого ряда способов творчества, и Берроуз потратит на его активное изучение следующее десятилетие. В этом томе мы не станем раскрывать практического применения «нарезок», однако ключевой элемент их происхождения, обычно игнорируемый, здесь раскрыт. Когда Брайон Гайсин показал пробную «нарезку» Берроузу, он имел на то две причины: «Я-то думал, он разразится диким хохотом, как и я. Однако Билл снял очки, проглядел текст внимательней и выдал: «Брайон, ты создал прелюбопытную вещь» […] В моей пробной «нарезке» он отыскал нечто чрезвычайно для себя важное»[18].
Причина первая: Берроуз восхищался познаниями и опытом Гайсина. Тот изучал японскую и арабскую каллиграфию, присутствовал при создании военных фротажей Макса Эрнста, а в 1935–м Андре Бретон изгнал Гайсина из сообщества сюрреалистов. Гайсин был хорошо знаком с историей движений художников, использующих в работе несколько видов искусств, и с техниками таких парижских мэтров, как Марсель Дюшамп, Мэн Рей, Анри Мишо, Бенжамин Пере и Тристан Цара – с ними Берроуз (вместе с Гинзбергом и Корсо) познакомился в июне 1958–го. В Танжере у Берроуза и Гайсина общего нашлось мало, однако в Париже Гайсин открыл целую художественную среду, которую Берроуз знал весьма поверхностно. Общение с Гайсином – не говоря уже о методах дадаистов и сюрреалистов – в письмах не упоминается, но все равно заметно, как сильно повлияло изобразительное искусство Гайсина на Берроуза. Он ведь даже решил попробовать силы в рисунке. Как художник, Берроуз станет известен только через тридцать лет, хотя для первого издания «Голого завтрака» обложку нарисует сам. В апреле 1959–го Берроуз уверял, что его рисунки «определенно живые», а в мае советовал «накуриться», и тогда «смысл рисунков проявится сам собой». Это вновь напоминает о чувстве родства с Клее и его визионерскими работами и вытекающем из этого мозаичном построении подборки из писем. И все же, как бы ни желал Берроуз открыть для себя новый вид искусства, он не мог творить кистью Гайсина. Однако, вооружившись ножницами, он рискнул применить к своим текстам метод работы с графическим материалом.
Причина вторая: Гайсин не просто повлиял на открытие Берроузом нового метода работы, но и помог раскрыть его терапевтический эффект. Изначально метод «нарезок» у Берроуза относился напрямую к «науке об умственном здоровье» Рона Хаббарда, так называемой сайентологии – кардинально простому, если не сказать примитивному учению, которое, тем не менее, поставило крест на дальнейшем лечении у психоаналитика, приносившем очевидные плоды. Дианетика Хаббарда природу имела механистическую и потому позволила Берроузу развить новый метод, совместивший в себе художественный, терапевтический и научный уровни предыдущих работ. Прежде всего, дианетика предлагала самодостаточность. Следующей книгой Берроуза стал написанный в соавторстве памфлет «Уходящие минуты», который продвигал метод «нарезок» в качестве лекарства, средства творческого развития. Предлагался простой путь, как превратить пациентов во врачей, читателей – в писателей. «Сделай сам!» – призывал Берроуз.
Внезапное совмещение художественного и терапевтического направлений, выведенных из наработок Гайсина, должно было, по идее, отдалить Гинзберга от Берроуза. «Принципы этого метода объяснять тебе не стану, – пишет Берроуз, – пока ты не пройдешь обучения». Однако последние два письма дают понять: новые пути в творчестве сопровождались более глубоким, личностным отчуждением.