Письма из одиночества - стр. 14
– Строить, наверное, интересно, а вот быть строителем – не очень, люди работают из-за денег, особенно строители. Люди сошли с ума, они сегодня работают только ради денег, их больше ничего не интересует, мир сузился до размеров зарплаты, потому что они решили, что им не хватает именно денег, чтобы его расширить, они копят на путешествия, наживая горбы, плюнув на любимое дело, то, чем они действительно хотели бы заниматься.
– Разве это плохо – зарабатывать?
– Но не такой ценой. В принципе, зарплата – это цена, ты приходишь в магазин, там на полках лежат разные работы, ты выбираешь, делаешь, и тебе платят. Но в некоторые магазины просто не пускают, они только для избранных или, скажем, только для белых. Тяжело там, на стройке. В основном это гастарбайтеры, они приехали из дружественных стран, жоп, таких же независимых, как и наша, из одной попали в другую, более щедрую. Такое впечатление, что не только люди, даже климат стал прогибаться: люди двинулись на север с юга, и глобальное потепление – за ними. Если бы не они, то и строить было бы некому, да и мусор на улицах убирать тоже, погрязли бы в нем, а может, копили бы его в квартирах, в себе.
– Независимая жопа… Вижу, ты не теряешь оптимизма.
– Оптимизм обречен, так как смертельно опасен. Мне кажется, что благодаря ему теряю нечто большее: в то время как я пытаюсь продать свою жизнь в розницу, кто-то ее предприимчиво купил оптом, вместе со школой, университетом и этой стройкой, а мы все пыхтим, тужимся, спешим там, где можно уже расслабиться. Никто бы не хотел всю жизнь на стройке, на заводе, в офисе. Все думают: немного поработаю, только с делами или кредитами разберусь, и займусь чем-нибудь любимым, но хрена с два, болото засасывает. Так что если я туда вернусь, то только архитектором. Вернусь из армии – пойду в архитектурно-строительный.
– Уходишь на целый год, тебе не страшно?
– Опять ты про свое! Я же не на войну. Давай поговорим о чем-нибудь банальном.
– Просто такие кошмары про армию по телеку показывают.
– По телеку всегда показывают кошмары. Страх – лучшее успокоительное для народа. Итоговые новости – как вечерняя инъекция ужаса. На хрена ты его вообще смотришь? Я бы выкинул.
– Да я не смотрю почти. Выкидывай.
– Лень тащить на помойку. Ладно, пусть приглядывает за тобой, пока меня не будет. Как у тебя в универе? Как твой юный философ, что глаз на тебя положил, пора бы ему его уже забрать, место занимает, а то я могу и помочь.
– Это что, ревность?
– Нет, я только пытаюсь себя заставить.
– Сегодня смешно получилось: я опоздала на пару, только вошла, а он мне вопрос какой-то про Гегеля. Я говорю: «Дайте отдышаться». «Ладно, раздевайтесь пока», – говорит. Я ему: «Все снимать?» А он мне: «Знаешь что – я скажу, когда хватит».
– Так ты сама с ним заигрываешь. Не жалко тебе парня?
– Надо же как-то развлекаться. Когда становится жалко, появляется скука.
– А что по испанскому? Глаголы зубришь?
– Да, учу неправильные глаголы прошедшего времени.
– Сколько можно-то? Уж и время прошло, а ты их все учишь. Подумай о будущем.
– Будущее мы еще не проходили.
– Когда ты его пройдешь, оно уже станет прошедшим, я тебе помогу с ним, когда вернусь. Ждать тебе осталось немного.
– Я люблю ждать, так что у тебя никаких шансов. Ты попал. И жить тебе со мной до самой страсти. До самой старости я хотела сказать.