Письма из одиночества - стр. 13
– А из твоего окна что видно?
– Помойку и немного неба. Сегодня утром я видел, как двое ковыряются в мусорном контейнере, выбирают вещи, выброшенные городом, человечеством, самой природой. Тихо падал дождь на их красные азартные лица. Неужели кто-то сказал им, что выбросил вчера случайно чулок с деньгами? Видимо, это хобби, как ходить по грибы. Потому что иногда я встречаю ковыряющихся там пенсионеров.
– Может, они ищут там жизнь, выкинутую случайно в спешке?
– Может, обнаружили потерю, когда посмотрели в зеркало, лицом, сдавленным обстоятельствами и тупыми предметами. И так каждое утро, я вижу один и тот же фильм в окне. Нет, видимо, опять не нашли ничего похожего, кроме алюминиевых банок, которые они плющат ногами, как будто чеканят автопортреты. Только творчества в этом немного.
– Когда голодно, не до творчества. Лица у них действительно размыты, словно хотят стереться в плоскость, уйти в горизонт.
– Так или иначе, некоторые люди встречаются в кафе, некоторые – на помойках, такие разные и такие одинаковые.
– У тебя несколько мрачное представление об окружающем мире. Почему я этого не вижу? Может, не обращаю внимания?
– Это реализм. Его нельзя увидеть, можно только почувствовать, потому что каждый видит только то, что хочет видеть. Думаешь, отчего люди теряют зрение – просто не хотят видеть то, что очевидно.
– Теряют слух оттого, что не хотят слышать?
– Или надевают наушники. Теряют желание оттого, что больше не хотят. Ты живешь на другой стороне мира, ласковой и яркой, с родителями и пирожками, с заботой и пониманием, с отоплением и удобствами, со связями и стартовой площадкой.
– Ты хочешь сказать, любовь не греет, греют батареи?
– Главное, чтобы они не разрядились, твои батарейки, пока я буду на службе.
– Не волнуйся, ты будешь ощущать это тепло. А как твой старик из соседней комнаты?
– Старика увезли в больницу, он совсем плох стал, дня три тому назад приехала «скорая», я помогал его спускать. Он все говорил мне, чтобы я не бросал учебу.
Так вот, я впервые зашел к нему в комнату, в нос мне дал затхлый запах, еле увернулся, там сидел врач «Скорой помощи», уставший, он мне пожаловался: «Сегодня сплошные люди-призраки, какое нездоровое общество нездорового государства!» Я ему: «Ну, здоровый и счастливый вряд ли вызовет “скорую”, или те, кому хорошо, тоже набирают ноль-три?» Он улыбнулся: «Ну, если только им слишком хорошо».
На кровати лежал человек с ручками из вен, как у плетеного кресла, на ковре рядом с кроватью висел его пиджак с орденами, из тех, что, наверное, надевают на 9 Мая, раз в году, к орденам на веревке привязана пластмассовая банка из-под селедки или чего-то такого, в ней – моча, видимо, ему сложно стало ходить, поэтому он писал в банку.
– Жутко… Я точно из другого мира.
– Так живут рядом с нами герои войны, на проспекте Ветеранов, а по сути – Инвалидов, по сути, доживают. Опять я тебя загрузил. Ты сама спросила.
– Я опять подумала про армию. Может, не стоит идти туда? Такие жертвы – ради чего?
– Ну, это же эхо Второй мировой. А мы живем в мирное время, все будет в порядке со мной, не парься.
– Тебе не кажется, что мировая война звучит слишком противоречиво?
– Как ни странно, чтобы сохранить мир, приходится воевать.
– Что у тебя нового на стройке? Вообще, это интересно – строить?