Письма из Лондона - стр. 29
В конце концов она побрела к отелю и, вместо того чтобы взяться за книгу, которую начала читать вчера, села за машинку и принялась перепечатывать записи, набросанные утром. Устанет ли она когда-нибудь от звука и ритма ее «Ундервуда»? Клавиши так приятно шумели, когда ударник прикасался к бумаге, и она с огромной радостью смотрела на то, как петли и тире ее скорописи превращаются в четкие, ясные слова. Секретарский колледж был для нее растянувшейся во времени пыткой, но навыки, которые она там приобрела, не раз доказывали свою полезность. Если не считать Ивлин, она была единственным сотрудником в «ПУ», который умел печатать как следует – все остальные просто тупо стучали по клавишам указательным пальцем.
Час, а может, немногим более спустя, она подошла к окну, открыла его – в комнате стало слишком жарко. Потом она вернулась к столу, ее пальцы замерли над клавишами, и в этот момент она обратила внимание на шум. Рев в воздухе, настойчивый и нарастающий, не похожий ни на что, слышанное прежде. Она вернулась к окну, выгнула шею, чтобы посмотреть в небо, хотя соседние здания закрывали его почти целиком, оставляя лишь узкую голубую полосу.
Если минуту назад в небе ничего не было, то теперь она увидела движение. Голубая полоска превратилась в живой рисунок, усыпанный точками, которые то обретали четкость, то становились расплывчатыми, и все это двигалось, причем двигалось идеальным строем.
Высоко над Лондоном летели самолеты.
Она посмотрела на свои наручные часы: начало шестого. Пожалуй, она выйдет на улицу, чтобы получше рассмотреть, что там происходит. Может быть, она сумеет разобрать, что это за самолеты в воздухе, а вернее, выяснить подробности у кого-нибудь более сведущего. Если бы только она прочла и запомнила что-нибудь из статей о том, как распознать вражеские самолеты – во всех газетах печатались такие статьи. Или догадалась вырезать хотя бы одну на будущее.
Она начала зашнуровывать ботинки, когда завыла сирена, оповещавшая о налете. Этот звук не напугал ее – за последние недели сирены стали привычным фоновым шумом. Несколько раз за последний месяц немецкие бомбардировщики прорывались через заслон Королевских ВВС и сбрасывали бомбы на городские окраины, но пока число жертв и нанесенный ущерб были незначительными.
Времени на раздумья не было. Она надела плащ, сунула в сумочку блокнот и карандаш и побежала по лестнице в подвал отеля. Ее раскладная койка в углу ждала ее, как и уже знакомые лица постояльцев; все было, как всегда. Вот только она сегодня чувствовала какое-то отличие. Все чувствовали.
Ей следовало бы начать делать записи – звуки, доносящиеся снаружи, поведение других людей в подвале, ее мысли в ожидании отбоя тревоги, – но она не могла заставить себя взяться за блокнот. Пока еще не могла. Пока не стало ясно, что происходит.
Звуки, доносившиеся снаружи, были неразборчивыми, не поддавались интерпретации, приглушенные мощными стенами фундамента. Это, конечно, успокаивало: если что там, снаружи, и происходило, то где-то далеко. С другой стороны, ожидание становилось тем более пугающим.
Все усиливающийся звук отбоя тревоги прозвучал час спустя, и Руби, вместо того чтобы сразу вернуться к себе, решила выйти на улицу, как и большинство тех, кто находился с ней в убежище подвала. Здесь ничего вроде бы не изменилось, во всяком случае на первый взгляд, но, посмотрев туда, где розовато мерцало заходящее солнце, она поняла, что оно сегодня почему-то садится на востоке, а не на западе.