Пирог с черёмухой - стр. 15
Все так и будет. Совсем скоро.
Поэтому я мою. И молчу.
Дворовые
Закончив с полом, прополоскав тряпку и повесив ее сушиться, я бросаюсь к входной двери:
– Ну я пошла, бабушка!
– Почему это ты так меня зовешь? Ты же ту свою бабку не так называешь?
Ну началось… Только этого мне еще не хватало! Отпусти меня уже, а? Я же все сделала!
– Меня ребята внизу ждут. Я пойду, ладно?
– Подождут, – отрезает бабушка и добавляет: – С Колькой не вздумай общаться. У него отец совсем спился. Понятно?
– Ну и что? – Я так злюсь, что молчать дальше не получается. – Не Колька же спился!
Бабушка мрачнеет, и я чувствую, как в ней поднимаются ее любимые слова.
Сейчас она скажет, кто из моих друзей дебил, а кто урод. Она все обо всех знает. Она же педагог с огромным стажем! Она же всех их родителей поголовно учила. А от осины апельсины не родятся!
Я не могу это слушать, у меня от ее слов сжимаются кулаки и по затылку бегут мурашки. Чтобы не заорать и не броситься на бабушку, я разворачиваюсь и выскакиваю прочь. А в спину мне летит требовательное:
– В девять чтобы была дома! Ты должна возвращаться не позже девяти!
И уже из-за двери глухое и жалкое:
– Поняла?
Все. Бабушка, вместе со своими дебилами и уродами, остается позади. А я иду вниз – к друзьям!
В подъезде прохладно и сумрачно. Свет из маленького окошка наверху освещает только нашу площадку, а все остальное остается в тени и полумраке. В луче света висят пылинки, словно застывшие по волшебству мотыльки. Пахнет сухим деревом и чем-то вкусным – наверное, Динаркина бабушка что-то печет. Деревянные ступени мягко поскрипывают под ногами, как будто мурчат. Я так и не научилась спускаться бесшумно, как умеет папа. Жаль, это было бы очень полезно. А еще лучше, спускаясь вниз, ненадолго превращаться в невидимку.
На последней ступеньке перед первым этажом я останавливаюсь и прислушиваюсь: тишина.
Мне осталось только повернуть, пройти мимо квартиры Динаркиной бабушки и сбежать по короткой лесенке, оканчивающейся у двери в предбанник. А дальше – толкнуть ее, сделать два шага, толкнуть вторую дверь и оказаться на залитом солнцем дворе. Такая ерунда – всего несколько секунд, несколько шагов, но нет ничего их страшнее. Потому что там, в сумраке между дверей или перед ними, в темном закутке под лестницей, может стоять Ведьма. Она может быть там, может внезапно проступить белым свечением на фоне темноты и, ласково улыбаясь, двинуться навстречу, протягивая ко мне руки.
Зачем-то ей нужно дотронуться до меня! Но я знаю, что нельзя, нельзя ей этого позволить! Поэтому я стою не дыша и прислушиваюсь: вдруг какой-то шорох подскажет мне, что она там, но слышу только бешеный стук своего сердца.
Кажется, чисто. Я осторожно прохожу мимо Динаркиной двери, делаю глубокий вдох и срываюсь с места, кометой пролетаю последний лестничный пролет, со всей силы ударяю в одну дверь, во вторую, чтобы не смели меня задержать, и вылетаю на свет, оставляя белую тень позади.
Дверь хлопает за спиной, отрубая мои страхи. Солнце на мгновение ослепляет, и, как собака – радостно и горячо, – дышит мне в лицо. И в этот же миг все взрывается криками:
– Дашка!! Дашка!!
Динарка бежит мне навстречу, на весь двор выкрикивая мое имя. Женька визжит и скачет от радости. Они налетают на меня как настоящее цунами. Сквозь переплетение их рук я вижу Нурика. Он широко улыбается и машет мне, Андрюха сдержанно кивает, но я вижу, что и он мне рад. А позади них, держась за спинку скамейки, стоит Колька. Наши взгляды встречаются, он подмигивает мне, и от этого почему-то перехватывает дыхание. А девчонки хохочут, что-то кричат, душат в объятиях, скачут вокруг и тянут за собой. И лучше всего этого ничего не может быть.