Пираты Венеры - стр. 18

Первый раз в жизни я увидел «нечто красное черного цвета». Невероятный, уму непостижимый абсурд. Земли не было – она оставалась за кормой ракеты; Марса не было тоже – как всего, что тебя дожидается впереди. Я был посередине. Далеко впереди всех живых и, видимо, глубже всех мертвых. Я находился вне понимания. Я оказался именно там, где хотел: вне. То есть планово все шло как будто неплохо.

Я включил свет, уселся за стол и сделал первую запись в бортовом журнале, затем произвел некоторые подсчеты времени и расстояния, которые показали, что через три часа мы с ракетой, которая сделалась частью меня, чем-то вроде драконовой кожи, выходим на беговую дорожку, где за ленточкой финиша будет означено «Марс». Время от времени я производил наблюдения с помощью телескопа, укрепленного на внешнем борту ракеты. Результаты обескураживали. Нет, я еще не был охвачен паникой, не грыз свои красивые локти в досаде. Я пока еще просто чего-то не понимал. Очевидно, какой-то детали. Все шло, как должно было, за исключением одного: траектория полета не совпадала с расчетной. Пока еще на ерунду не совпадала. На что-то красное черного цвета. По идее, к этому времени она уже должна была постепенно выпрямляться, только на практике или этого не происходило, или я того не видел.

Я отошел от телескопа и взглянул в нижний иллюминатор.

Подо мной – Луна, ее было замечательно видно из открытого космоса, не замутненного атмосферой, с расстояния на семьдесят две тысячи миль короче обычного. На сияющем диске четко выступали горы Тихо Браге, Платон и Коперник, отчего темные образования лунных морей – тени от моря Ясности и моря Спокойствия – казались еще глубже. Рваные цепи Апеннин с Алтаем открылись моему взору четче, чем через самый мощный телескоп. Меня охватило чувство дурашливого восторга, медленно переходящего в цепенеющий ужас. Затылок заныл, и по нему воровато побежали мурашки.

Прошло еще три часа; я все сидел, не сводя глаз с этого страшного чуда. В сорока девяти тысячах миль от Луны сидел человек в железной драконовой коже. Я, летящий в ракете. А казалось, что стоящий на месте.

Теперь вид Луны в моем иллюминаторе вообще не поддавался никакому описанию. Она росла, и вместе с ней росло мое беспокойство. Желто-белая, грозная, мертвая, с этими кошмарными тенями двух глаз подо лбом остывшего черепа, с выломанным носом и в полуулыбке насмешника. Не хватало только косы вострой да сиротского плащика. Она насмехалась, как Смерть, которую прежде изображали нищенкой, бредущей среди разоренного мира! А траектория полета уходила от заданного направления все ниже. Не знаю, что должен испытывать человек с открытыми внутренностями, до которых дотрагивается холодный хирургический инструмент. Но когда я физически ощутил на себе наваждение этой улыбки из желтого серебра, то обмер от такого прикосновения. Она мне сказала: не только Джимми, но и ты пролетел, Карсон Нейпир.

Стало ясно, что красивая сказка досказана до конца, а мне уже никогда не добраться до Марса.

Целый час ушел на проверку всевозможных расчетов, но я так и не смог обнаружить причину ошибки. Выключил освещение, чтобы через нижний иллюминатор еще раз рассмотреть Луну повнимательнее, почувствовать скальпели-ножики в своем открытом животе. Но она пропала! Тогда я подошел к левому иллюминатору и снова направил бинокль на пустое пространство.