Размер шрифта
-
+

Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) - стр. 38

Совершение террористического акта многообразно отразилось не только в прозе (некоторые наблюдения на эту тему см.: Петрова 1978: 194–216; Могильнер 1999), но и в поэзии (см., например, фрагмент из поэмы Н. Панова (Д. Туманного) «Террористы»):

<…> Товарищ, не медли – он может уйти!
Для бомбы карета легка и высока,
Известно ли это тому из ЦЕКА?
Мурашки по коже, бледнеет жандарм —
«Ведь этот прохожий похож на жида!
Он замер на топот, он должен идти б,
Вот этот в пальто подозрительный тип…»
Он должен идти б, но свершается рок.
Сомнительный тип отклоняется вбок —
За счастье!
За муки!
За светлую цель! —
Холодные руки вздымают портфель…
За горе в домах,
За источники слез
Он брошен с размаху Под грохот колес!
…Мостовая рухнула. Вихрь,
Динамитным дымом паря,
В конских внутренностях, в крови
Грянул в небо, черен и прям.
И холодной кровью истек,
Этот вихрь, понуро дымясь,
Над горой из щепок и стекл,
Над горой разорванных мяс…
Покушенье! Топот и крик,
Засверлил полицейский свист.
– Губернатор, братцы, убит!
– Осади, осади назад!
Набегали со всех сторон,
Из-под груды обломков стон,
Кто-то красен, дрожащ и гол,
Из-под мокрых обломков полз.
Террорист в лохмотном пальто,
Подогнувши руки, лежал…
– Губернатор ранен! – А тот?
– Наповал! – Промахнулся! – Жаль!
– Вы, газетчик, не нужно лжи! —
Губернатор ранен, но жив!
…Господин за кофе, в кафе,
Еле видным движеньем скул
Подчеркнул в незримой графе
Непонятный уличный гул.
Это он, сутул и высок,
Начертил сомкнувшийся круг,
Это он направил бросок
Молодых восторженных рук…
Там снаружи толпа лилась,
Отражаясь в глуби витрин,
Там снаружи опытный глаз
Разглядел: охранники, – три.
Поднялся – подтянут и строг,
Пересек спокойно порог…
(Панов <1928>: 70-2).

Или в поэме «Террористы» (1927) поэта-эмигранта В. Андреева, сына известного русского писателя А.Н. Андреева:

– «Так завтра, в двенадцать. На Марсовом поле
Метальщикам быть».
До поры еще спит,
Насупясь, в углу, охраняя подполье,
Тяжелый и серый, в тоске, динамит.
<…>
Парад щетинится штыками,
На поле Марсовом каре.
Знамен двуглавыми орлами
Настороженный воздух рей.
Вот ближе, ближе, воздух гулок —
Вдруг тяжко вздрогнули мосты.
Метальщица, не ты ль метнула
Громадный вздох к нам с высоты?
(Андреев 1995,1: 234-36)

Не говоря уже о том, что сам образ героя-террориста или его обратная, «конвертируемая» ипостась – провокатор привлекал общественное внимание своей нередко сложной социальной и психологической загадкой>5, с жизнью «подпольной России» в той или иной форме были связаны многие интеллектуалы – писатели, литературные критики, переводчики, философы. Среди них такие известные имена, как П.Ф. Якубович-Мель-шин, H.A. Морозов, С.М. Степняк-Кравчинский, Б.В. Савинков>6, И. Каляев, С.Д. Мстиславский и др., и менее известные: например, убийца Гапона A.A. Дикгоф-Деренталь>7 или ученик Г. Когена Д.О. Гавронский (1883–1949), эсер и профессор философии Бернского университета (см. о нем: Вишняк 1970: 170; Флейшман 2006, по индексу имен, в особенности: 461-65), поэтесса-террористка Е. Феррари (О.Ф. Голубовская), автор вышедшего в Берлине в 1922 г. сборника стихов «Эрифилли» (см. о ней: Коростелев 2004: 338, 339; Флейшман 2006: 125-46) или В.О. Лихтенштадт, «техник» боевого отряда эсеров-максималистов и одновременно переводчик «Пола и характера» (1903) О. Вейнингера, автор монументальной книги «Гёте (Борьба за реалистическое мировоззрение. Искания и достижения в области изучения природы и теории познания)», изданной под редакцией и с предисловием А. Богданова уже посмертно (Пб.: ГИЗ, 1920)

Страница 38
На следующую страницу