Пик - стр. 8
Мама глубоко вздохнула.
– Вот что, мне пора. Нас с Рольфом ждут адвокаты.
– Адвокаты?
Я думал, меня будет защищать Рольф.
– Да, адвокаты. Две штуки. Рольф не может защищать тебя. Он твой отчим, тут конфликт интересов[3].
– Ты думаешь…
Как только мама заметила, что я на самом деле жутко перепуган, она сразу и резко переменилась. Бледные голубые глаза налились слезами.
– Я надеюсь, Пик, – тихо сказала она. – Но не вижу повода для оптимизма. Городские власти хотят тебя примерно наказать, чтобы другим неповадно было.
Отвернулась, вытерла слезы, отдала мне сумку с вещами.
– Тут костюм. Будь добр, завтра его надень. Я договорилась, сегодня к тебе зайдет парикмахер, пострижет тебя.
Я сел – не сел, плюхнулся – на стул.
– Не дрейфь, – сказала она через силу, стараясь, чтобы звучало повеселее. – Не думаю, что он сильно тебя изуродует. Понимаешь, надо, чтобы ты выглядел…
– Да черт с ней, с моей прической! Я не хочу за решетку на три года! Я тут уже едва с ума не сошел. Я же не могу…
И тут до меня наконец дошло все сразу. Все склеилось: подъем на Вулворт, арест, парнишка, сорвавшийся с Утюга… Я зарыдал.
Мама крепко обняла меня.
Водоворот
Я УМЕЮ ЗАВЯЗЫВАТЬ УЗЕЛ БАХМАНА, булинь, австрийский проводник, восьмерку, грейпвайн и еще полдюжины разных узлов, при этом одной рукой и в темноте, – но завязывать галстук я не умею совершенно. В тех немногих случаях, когда я был обязан носить галстук, мне его завязывал Рольф. В этот раз мне пришлось звать на помощь охранника, который сопровождал меня в суд.
В зале суда нас ждали два обвинителя (мужчина и женщина). Они сидели за столом слева от судейского кресла, перебирали бумаги и даже не стали смотреть на человека, чью жизнь им предстояло вскоре попытаться сломать.
За таким же столом справа сидели мои адвокаты, тоже мужчина и женщина, и тоже перебирали бумаги. Когда охранник передал меня им, они встали, улыбнулись, представились, пожали мне руку…
Я даже не расслышал, как их зовут. Мое внимание привлекло совершенно другое – пять человек, сидевших за их спинами. Рольф – опрятно одет, выглядит профессионально, с идеально завязанным галстуком. Рядом с ним Патрисия и Паула – глаза на мокром месте, но рады меня видеть, одеты в свои любимые платья (одинаковые, разумеется). Помахали мне и захихикали, когда я одними губами произнес: «Раз горох, два горох». (Поймите правильно, я совершенно не собирался шутить – не до шуток, – но решил, что близнецов надо повеселить. Им было нелегко в последние несколько дней.)
Рядом с ними сидела мама – вид обеспокоенный, но куда расслабленнее, чем вчера в изоляторе. Может быть, причиной этому был мужчина, сидевший рядом с ней. (Хотя вряд ли, подумал я.)
Звали этого человека Джошуа Вуд. По мнению некоторых, он лучший альпинист на планете. И по совместительству мой отец.
Я не видел его семь лет кряду. В костюме он выглядел ничуть не естественнее, чем я сам. Сбрил свою легендарную бороду. (И сделал это разве что не вчера, судя по состоянию его лица.) Кожа, которую еще недавно скрывала борода, выглядела много белее остального лица, загорелого, обветренного. Вообще-то он красавчик, несмотря на потрескавшиеся губы и облезающий нос. Выглядит, как будто его только что откопали из-под лавины.
Глаза у него такие же голубые, как у мамы. Папа кивнул и улыбнулся. Я же был настолько ошарашен его появлением, что забыл кивнуть и улыбнуться в ответ.