Пик Дьявола - стр. 15
В маленьком домике было темно; когда его глаза привыкли к скудному освещению, он рассмотрел ассегаи, стоящие в жестяных ведрах древками вниз, сверкающими лезвиями вверх.
– Зачем вам столько?
– Они для людей, которые ценят традиции, – ответил седобородый мастер, не переставая ошкуривать длинный сук – будущее древко. Наждачная бумага двигалась ритмично – вверх-вниз, вверх-вниз.
– Традиции, – повторил Тобела.
– Сейчас таких осталось немного. Да, немного.
– Зачем вы делаете еще и длинные копья?
– Они – тоже часть нашей истории. Тобела повернулся к связке копий с более короткими древками. Пальцем провел по лезвию – он искал лезвие определенной формы, соответствующим образом сбалансированное. Выбрал одно, взвесил в руке, взял другое.
– Зачем вам ассегай? – спросил старик.
Он ответил не сразу, потому что его пальцы нащупали то, что он искал. Оружию в руке было удобно.
– Я иду на охоту, – сказал он. Подняв голову, он увидел на лице старика выражение великого удовлетворения.
– Когда мне было девять лет, мама подарила мне на день рождения набор пластинок. В коробке было десять пластинок и книжка с картинками с изображением принцесс и добрых фей. Там были и сказки. И в каждой был не один конец, а целых три или четыре. Я точно не знаю, как там все работало, но всякий раз, когда пластинку ставили на проигрыватель, игла перескакивала на одно из окончаний. Сказки рассказывала женщина. По-английски. Если конец оказывался несчастливым, я ставила пластинку заново, пока сказка не заканчивалась так, как надо.
Она сама не знала, почему вдруг вспомнила об этом. Священник ответил:
– Но в жизни все не так, правда?
– Да, – согласилась Кристина, – в жизни не так.
Он помешал сахар в чашке. Она сидела, держа чашку с блюдцем на коленях. Перед тем как взять чай, она опустила обе ноги на пол. Сцена напомнила ей виденную когда-то пьесу: женщина и священник в его кабинете пьют чай из тонких белых фарфоровых чашек. Все так обыденно. Она могла бы быть его прихожанкой: невинная девушка ищет наставлений. Может, спрашивает совета, за кого ей выйти замуж? За какого-нибудь молодого фермера… Он смерил ее отеческим взглядом, и Кристина поняла: «Я ему нравлюсь, он считает меня красивой».
– Мой отец был военным, – начала она.
Хозяин отпил маленький глоток чаю – проверить, не горячий ли.
– Он был офицером. Я родилась в Апингтоне; тогда он был капитаном. Мать сначала была домохозяйкой. Потом она стала работать в адвокатской конторе. Иногда он надолго уезжал в командировки на границу, но то время я помню смутно, потому что тогда я была еще маленькая. Я старшая; брат Герхард родился через два года после меня. Кристина и Герхард ван Роин, дети капитана Рыжика и Марти ван Роин из Апингтона. Прозвище Рыжик он получил не из-за цвета волос. Просто в армии такой обычай: там всем дают клички. Мой отец не был рыжим. Он был красивый, черноволосый, зеленоглазый – глаза я унаследовала от него. А волосы – от мамы, поэтому я, наверное, рано поседею; блондинки седеют рано. У них сохранились фотографии со свадьбы; тогда мама тоже носила длинные волосы. Но позже она постриглась. Говорила, что с длинными волосами жарко, но мне кажется, она коротко постриглась из-за отца.
Священник не сводил глаз с ее лица и губ. Интересно, на самом ли деле он ее слушает? Видит ли он ее такой, какая она есть на самом деле? Вспомнит ли он об этом потом, когда она расскажет ему о своей грандиозной афере? На секунду она замолчала, поднесла чашку к губам, отпила глоток чаю и, как бы оправдываясь, сказала: