Пифагор, или Вы будете счастливы - стр. 17
– Чай попьем, Ли, по пять грамм достань там в шкапчике. У меня сядем, там места больше, – говорил он, хорошенько отстукав Крапивина костяшками пальцев по груди, тот закашлялся, хозяин дома кивнул: – Ничего, обойдется, но скорее всего, пневмонией переболеть придется… Пейте, мне это в свое время помогло… И за стол! Лекарства сытый желудок любят.
Чай пили со сладкими липкими завитушками с Оломеи с не выговариваемым названием. Потом хозяйка решила, что гость голоден и принялась греть в микроволновке суп с морепродуктами из брикетов с Земли. Крапивин попытался отмахнуться, но не тут-то было. Хозяин принялся просвещать по поводу пользы горячего питания. И гость смирился, со смехом уткнулся в свою пластиковую миску, слушая и кивая. К тому же от теплой еды кашель ненадолго стихал.
Хозяева же продолжали перебрасываться шутками, расспрашивали, пересказывали медейские новости, умудряясь при этом рассказать и о себе.
Отец Леси оказался смотрителем местного маяка.
Считалось, что на таких объектах требовалось присутствие разумного существа, и нанимались на них существа со всех концов Галактики. Митяев подучил код всегалактический, отправил заявку. «А её взяли и приняли! Ну не летел сюда никто», – рассказывал он.
Приехал сначала один. Оломея обеспечила ему жилище, подходящее для землянина. В его жилом блоке было больше кислорода, тепло и присутствовал даже удивительный микроскопический зимний сад – на шести квадратах, как хвалились хозяева, выглядывая из-за какого-то редкостного серого куста в мелких жёлтых цветках.
Потом Митяев стал без конца болеть, а когда встал вопрос об увольнении, то подтянул сюда «группу поддержки» в составе жены и дочери. Всё просто – пока он дежурил на маяке, дом-конура остывал в целях экономии согревающего аэрогеля до «уличной» температуры градусов до минус тридцати. Капсула-уголок с зимним садом дольше сохраняла тепло, но и она остывала в конце концов. Сад облетал… Нужно было живое существо, чтобы дом отмечал внутри себя жизнь.
«Группа поддержки» активно сопротивлялась, но зарплата оказалась очень убедительной, к тому же отпуск давали на земные полгода. И жена и дочь остались.
– Накопить на дом у моря и уехать отсюда к чертям! – рубанул воздух ладонью раскрасневшийся с пяти грамм Митяев. И уже тише добавил: – Но привыкли. Мало того, жена вот теперь тоже работает на маяке.
Леся, увидев, что Крапивин уже засыпает, подперев щёку кулаком, перебила отца и рассказала про Пифагора.
Тут Митяев хлопнул себя по лбу, поискал на этажерке что-то, нашел и навел на Крапивина маленький пистолетик. Забеспокоился, засуетился, командуя Крапивину, жене и дочери на ходу:
– У вас жар. Быстро в укрытие! Дочь, два, нет, три грелкопледа гостю. Ли, теплое питье! Лежите, лежите, пожалуйста. Сейчас, главное, лекарства и покой.
Когда больного уложили в подушки и пледы, и он хотел уже закрыть глаза, Митяев опять навел пистолетик ему в лоб. Сам себе кивнул. И задумчиво продолжал стоять возле Крапивина, задумавшись и при этом возмущенно взметнув кустики седых бровей вверх.
– «Ходил ли кто вниз»! Как вы себе это представляете?! – наконец приглушенным, из уважения к больному, голосом возмутился он. – Больных на всю голову здесь нет и лишних людей тоже. Дроны слетают, посмотрят, где ваш Пифагор! А так всё давно известно. Мёртвый корабль. Лежит носом вниз, много веков лежит, живых никого, разумеется. Идёт какой-то сигнал. Вот роботы эти и маршируют, как крысы к Крысолову.