Петля любви - стр. 16
Минут через пять мы вышли к маленькому домику. Помните сказку о бабе Яге? Сюрреалистично! Один в один домик бабы Яги!
На высоком фундаменте стоит избушка, больше похожая на квадратную коробку, с очень маленькими оконцами и дверью, сколоченной из досок.
Вот так и хочется сказать: Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Вот только мы, наверное, и стоим возле этого «переда».
Стоим, смотрим на странное строение, как откуда не возьмись, на нас бросается чудовище. Ну, прямо собака Баскервилей…
Огромный волкодав, с глазами, горящими как у демона, пасть такая, что туда ребенка засунуть можно, и эта тварь не подавится. Лай стоит такой, всю округу разбудить можно!
Мы в ужасе и от собаки и от ее громкого лая, ведь на этот шум могут явиться наши похитители.
Но на этот шум скрипит дверь, и на пороге избушки возникает…баба Яга…
Нет, без шуток! Сгорбленная от старости старушка с крючковатым носом, с усами как у Буденного, с бородавкой на щеке, хромая и сердитая. Прямо картинка из моей детской книжки…
– Чего голосишь, Бобик? – скрипит старушечий голос.
Бобик, она это серьезно, вот этот волкодав, который легко может откусить ногу – Бобик! Ой, держите меня семеро, сейчас от смеха умру!!!
И тут старушка замечает нас, из-за кустистых бровей на нас смотрят два горящих недобро ока, у нас аж мурашки по всех коже. Но лицо старушки меняется, разбегаются во все стороны морщины, и вот уже беззубый рот улыбается нам самой доброжелательной улыбкой.
– Ой, у нас гости, – радостно воскликнула старушка, а у самой голос поменялся, исчезла старческая скрипучесть и охриплость.
– Здрасте,– пробормотала Алина.
– Здравствуйте, помогите нам, пожалуйста, – я беру в свои руки спасение наших задниц.– Мы заблудились…
Ну, не объяснять же старушки, что мы только что из дурдома сбежали, того и гляди захлопнет дверь и оставит нас ночевать со своим волкодавом.
Бабушка засуетилась, замахнулась на пса, и это исчадие ада исчезло где-то в глубине построек.
– Проходите, проходите, будьте как дома.
В этом приглашении было что-то слащаво-сладкое, и где-то внутри со скрытой угрозой, или мне это только кажется, у страха – глаза велики.
– А вдруг бабка нас заманит и съест, – шепчет мне Алина на ухо.
– Очнись, Алина, сказок начиталась, – но у самой ой, как неспокойно на душе.
– Проходите, проходите, цыц, Бобик, – бабушка успевает цыкать на своего волкодава, одновременно заманивая нас рукой внутрь избушки.
Вот что-то мне нехорошо. Я словно в игре «бродилке» на выживание. Симуляция реальности. Мы словно передвигаемся в игровом поле, избегая смерти, находим выходы из лабиринта, и игра началась тогда, когда я попала в петлю…
Где конец этой игры…
В избушке, куда мы входим, тесно, но чисто. У окон выстроились деревянные лавки, с накинутыми на них домоткаными коврами, русская печка чисто выбелена, на дубовом столе нарезанный каравай хлеба, прикрытый сверху вышитым полотенцем. На окнах белые кружевные занавески, от печи веет теплом и сладким запахом пирога. Все как, наверное, было и лет так эдак сто назад. И снова в моей голове рождаются мысли, о нереальности происходящего, словно это не со мной.
Старушка суетится, накрывая на стол, и сердится на нас, когда мы пытаемся отказаться от еды.
Но у нас через пять минут начинает течь слюна от запаха всех вкусностей, что бабуська выставила на столе. Мы и сами не заметили, как очутились за ним, уплетая за обе щеки бабкину еду.