Пески. Наследие джиннов - стр. 22
– Буракки, – кивнул он.
Сердце радостно подпрыгнуло. Сотворённый задолго до смертных, как и все древние, этот конь из песка и ветра мог скакать без остановки до самого края света и ценился на вес золота, если его удавалось изловить. Сидеть в лавке? Ни за что!
Я прищурилась, вглядываясь в конец улицы, откуда приближалось облако пыли. Мужчины обступали его, тыкая железными прутьями. Значит, одна из старых ловушек всё-таки сработала.
– Должно быть, его привлёк вчерашний пожар в Шалмане, – рассудительно заметил Тамид. – Древние падки на огонь.
На всякий случай я выдернула из столбика крыльца старый кривой гвоздь. Обитатели пустыни издревле добывали в горах металл и посылали своих дочерей в железных перчатках ловить и приручать буракки – обращать их из песка и ветра в живую плоть. Волшебных коней вели в города на продажу, тем и жили.
Затем султану пришло в голову построить фабрику. Пески затянуло железной пылью, даже вода стала отдавать ржавчиной. Буракки попадались всё реже, кочевые палатки превратились в дома, а торговцы конями – в фабричных работяг.
Только железо могло сдержать буракки – или убить, так же как упырей. Оно делало его смертным. А наделить плотью так надолго, чтобы оседлать, могли только мы, женщины.
Тамид вычитал в какой-то священной книге, что у древних своих женщин нет. Зачем рождать потомство, если ты живёшь вечно? Однако так же как знание есть сила, тяга к неизведанному составляет главную слабость бессмертных существ. Всем известны истории о джиннах, одержимых любовью к прекрасным принцессам и исполнявших любые их желания, равно как о добродетельных жёнах, которые заманивали гулей на клинки своих мужчин, и о храбрых купеческих дочерях, покорявших буракки и скакавших на них верхом в дальние неведомые страны.
Древних, при всём их могуществе, всё же тянет к нам, несмотря на риск потерять своё бессмертие и стать существами из плоти и крови.
Улица оживала на глазах. Люди с горящими глазами толпились у дверей своих домов. Появление буракки сулило пытавшимся его поймать либо большие деньги, либо большую кровь, а может, и то и другое.
Кто-то вскрикнул: в пыльном облаке появился силуэт волшебного коня. Кое-кто в страхе захлопнул дверь, но большинство жителей посёлка продолжали жадно всматриваться. Я тоже встала на цыпочки на крыльце, вытягивая шею.
Буракки не собирался сдаваться так просто. Он то и дело менял очертания, превращаясь то в коня, то в песчаный вихрь и меняя цвет с ярко-золотого на кроваво-алый – огонь и солнце, перемешанные в открытой всем ветрам пустыне. У меня в висках застучала кровь, доставшаяся от бессчётных поколений обитателей песков.
Фабрика перевернула нашу жизнь, мы перестали быть кочевым племенем, охотниками на буракки, но по-прежнему ставили на тропах ловушки из железа, и каждый из нас знал, что делать, если ловушка срабатывала.
Невдалеке звякнула тяжёлая цепь – молодая вдова, по имени Заира, прикрепляла один конец к своему подоконнику, а святой отец уже надел другой на крюк в стене молельного дома напротив. Из окон пригоршнями сыпали железные опилки, которые держали в домах на случай нападения упырей из пустыни. Железо, перемешанное с песком, и цепи превращали улицу и весь посёлок в одну огромную ловушку для древнего.
Буракки поднялся на дыбы, испуская пронзительное ржание. Мужчины обступали его, ударами железных прутьев мешая целиком обратиться в песок и ветер. Взметнувшись, тяжёлые копыта опустились в гущу тел. Послышался хруст пробитого черепа, на песок брызнуло алым. Кровь на золоте.