Первый парень на "горшке" - стр. 36
13. Глава 13. Августина
- Ну, и как успехи? – подперла плечом стену сарая и, не сдерживая издевательской усмешки, всмотрелась в намыленное лицо Рамиля.
Парень являл собой клубок оголенных нервов в пене.
- Знал бы, что эту твою картошку хрен отмоешь, то, вообще бы, даже касаться ее не стал, - ворчал он не хуже любого среднестатистического деда.
- Странно, что ты дожил до стольких лет… сколько тебе, кстати?
- Двадцать два, - буркнул он и уронил лицо в ладони, наполненные водой из уличного умывальника.
- Дожил до двадцати двух лет и ни разу не вляпался в сажу? А как же камин, или что там есть в домах с роскошью и золотыми унитазами?
- У тебя очень стереотипное и деревенское представление о жизни обеспеченных людей, - посмотрел он сурово и стянул с моего плеча махровое полотенце, которое я приготовила специально для него.
- Так развей мои стереотипы. Что там с камином?
- Он электрический.
- То есть, фальшивка для вас – норма? - фыркнула я и пошла по двору. – Кстати, трусишки свои на прищепки посади. Сдует. Перестирывать придётся.
Едва сдержала улыбку, вспомнив, с каким брезгливым лицом он стирал свои же собственные брендовые трусы. Будто перед этим хорошенько в них навалил.
- Блин! – рыкнул Рамиль. Торопливо обтер лицо и накинул полотенце на шею. По обнаженной груди и торсу, всё равно, стекала вода. Полотенцем он, похоже, тоже владеет не в совершенстве.
Двумя цветными прищепками подцепил к веревке свои «кляйны».
Стереотипы, покиньте меня. Совершите невозможное.
- Кстати, ты говорила о гостях. Где они?
- Тебе-то что? Ни к тебе же пришли.
- Просто спросил, - надул парень губки и стал нервно обтирать ключицы и грудь полотенцем.
Отвела взгляд, чтобы не пялиться. При всей моей непереносимости этого парня, торс у него выглядел весьма маняще.
- Вот они. Возвращаются, - кивнула я головой на папу и его друга, которые что-то бурно обсуждали, открывая калитку.
- Здоров, Гу́ся! – окликнул меня сосед.
- Здравствуйте, Петрович, - улыбнулась я ему.
Рамиль же потерял все краски с лица.
Кажется, отчество «Петрович» после недавних событий стало для него самым страшным словом на свете и сформировало условный рефлекс – бегство. Даже ноги чуть согнул, будто на низком старте.
- О! А это что за бздюк курчавый? – спросил Петрович, подойдя ближе. – Твой, Гу́ська? – ехидно ухмыльнулся и протянул руку Рамилю, который забыл, как моргать, глядя на нашего соседа максимально широко открытыми глазами.
- Боже упаси, - закатила я глаза. – Овсянку будете?
- Кто ж овсянкой-то закусывает? Ты чего? – привычно пошутил Петрович.
Как он сам говорит, для него, что не может быть закуской – не считается едой.
- Ну, как хотите, - дернула я плечами. – Приходите часа через два. Будет борщ, полностью из овощей нынешнего урожая.
- Что, у вас капуста уже пошла? – округлились глаза соседа.
- Да, сегодня первый кочан срезала.
- Ну, даёте! А у меня с моей бабкой только-только листья закручиваться начали…
- Ты долго там трепаться будешь? – папин голос пронесся по двору и заставил Петровича резко обернуться.
- А ты чё не сказал-то, что у твоей Гу́ськи жених появился? А я как дурак с утра бороду причесал, одеколоном полил…
- Я сейчас тебя за эту бороду возьму и в колодце утоплю, - вещал папа из раскрытого настежь гаража. – А потом скажу твоей бабке, за что я тебя так, и она тебя ещё раз утопит.